Потом тебе захочется силиконовую грудь. Потом твой мужчина наконец заметит, что в сравнении с девушками его друзей ты выглядишь как кляча, главное хобби которой – неумеренное пожирание соевых батончиков. Потом ты колешь «Ботокс». Ну а потом начинается самое ужасное.

– Морщины? – ахнула Настасья.

– Нет, материнский инстинкт, – утробно хохотнула Кристина, которая с каждой минутой становилась мне все менее приятна, – на кой крутому мужику нужна женщина с такими проблемами?

– Сколько же лет тебе? – оборвала ее я, пока Настасья осмысливала информацию.

– Двадцать четыре, – самодовольно ответила она, – самый шоколад. А вам, девочки?

Она и так знала верный ответ, поэтому мы с Настасьей затравленно промолчали. Несмотря на то что еще и года не прошло, как я познакомилась с Настей, но я уже могла похвастаться, что знаю ее как облупленную. Причина не в том, что ее сущность была прозрачна, как мелководная речка, а в том, что мы с ней были удивительно, почти по-родственному похожи. Правда, идентичность проявляла себя лишь в генеральной жизненной позиции. Мы обе были убежденными гедонистками. Сильнейшей нашей эмоцией была немедленная жажда жизни. Мы были духовными Гаргантюа, мы желали пожирать новые впечатления пригоршнями, залпом пить эмоции, хватать приключения охапками. Все это не мешало нам оставаться разными в мелочах. Самым главным нашим различием являлось отношении к религии, называемой «культ собственного тела». Настасья была ее убежденным адептом.

Я же молилась своей молодости только изредка, под настроение. Она считала, что внешность – это две трети женского успеха, я же всегда полагалась на иные тактики.

Я знала, что жесткие и несправедливые замечания самолетной Кристины надолго озадачат Настасью и приведут в конце концов к тому, что она потратит сотни и сотни фунтов на совершенно ненужные ее юной бархатной коже косметические примочки. Мне придется часами таскаться с ней по косметологам и ждать ее в коридорах, почитывая бесполезный глянец.

Уже только за это я Кристину возненавидела, хотя на то были и другие, более веские причины.

До конца полета мы больше не разговаривали с Кристиной. Она и сама не горела желанием: видимо, в ее сценарии отведенная нам роль подошла к концу. Кристина достала из своей сумки крошечный плеер и черную бархатную повязку на глаза, на которой хрусталиками Сваровски было вышито ее имя.

– До чего мерзкая девка, – шепнула я Настасье, когда из наушников нашей соседки раздались ритмичные звуки R amp;B.

– Ответь мне на один вопрос, – трагически прошептала та в ответ, – ты что, тоже думаешь, что мы с тобой никуда не годимся?

НАСТАСЬЯ

Увы, на московской ярмарке невест предложение во много раз превышает спрос. Конкуренция жестока – и глазом моргнуть не успеешь, как тебя безвозвратно определят в категорию «некондиционный товар». Все более-менее приличные мужчины избалованы – осмотритесь по сторонам, на одного пригодного к употреблению индивида мужского пола приходится несколько десятков красивых, самостоятельных остроумных дам. У одного моего знакомого художника, Олега, ранняя лысина, вечно рваные носки и незалеченный кариес. Девушек он меняет, как трусы «неделька». То появится под руку с девятнадцатилетней журналисточкой со звонким смехом и дорогой сумочкой, то нежно воркует с тридцатипятилетней пряной красавицей, хозяйкой модной галереи. Была у него профессорская дочка, Лика, которая наняла частного детектива, чтобы отследить его сексуальные связи. И не лень ей было тратить время, деньги и нервы ради такого никчемного, по сути, мужика? Еще была некая поэтесса, бледное создание с тонкой душевной организацией, которая, когда Олег ее бросил, попробовала свести счеты с жизнью (к счастью, ее спасли). Однажды я спросила: почему ты так себя ведешь, Олег? Как так получилось, что ты стал безжалостным бабником? Он не постеснялся ответить правду: я тут ни при чем, они сами мне на шею вешаются. Зайди вечером в любой кабак, везде полно нарядных баб с голодными глазами. Я ничего никому не обещаю и уж точно не виноват, что они надеются.