На протяжении работы над книгой постоянно всплывал вопрос: можно ли было принять еще меры, чтобы снизить смертность в блокадном городе? Да, можно было – и об этом в книге приводятся факты. Так почему же не принимали?

В этой связи приведу мнение доктора исторических наук, профессора В.А. Иванова. Почти двадцать лет назад была издана его монография, основой которой явился громадный массив ранее недоступных гражданским лицам архивных документов[26]. К этому исследованию я буду неоднократно обращаться в своей книге. Здесь же – об ином. Выводы и обобщения автора вплотную подводят к ответу на «вечный вопрос» отечественных историков: почему это произошло? Как стало это возможным?

По мнению В.А. Иванова, «для ленинградцев и жителей региона война стала очередной драмой в их и без того полной лишений жизни. Спровоцированная политикой недальновидных властей, она аккумулировала в себе всю свирепую практику аппаратного принуждения россиян. <…> Неслыханный голод и гигантская смертность среди ленинградцев выступали, видимо, разменной монетой в идеологической аргументации самой сущности фашизма сталинским режимом: чем больше умрет ленинградцев, тем преступнее будет выглядеть германский фашизм в глазах советского общества и народов Запада» [27].

В книге – в связи с рассмотрением вопросов по избранной теме – приведены примеры слов и дел руководителей Ленинграда, партийных и советских. И читатель, знакомясь с теми или иными фактами, не один раз, верно, задаст вопрос: а они что, настолько были оторваны от реальности? Откуда эти тщеславие, самоуверенность, цинизм, непрофессионализм (а то и просто чиновничья дурь) и т. д.? С каких смольнинских или мариинских потолков они брали те или иные цифры, «итого по плану»?

Известно, что по жизни они были людьми в своем кругу общительными, любящими и заботливыми мужьями и воспитателями своих детей, увлекавшимися (в свободное время) чтением классической литературы и отдыхом на природе, народной музыкой, а одного из них даже называли «вторым Луначарским»[28]…

Те, кто уже написал или пишут о руководстве (людях и их делах) Ленинграда блокадной поры, часто не акцентируют внимание на том, что все они были люди тоталитарного государства, системы и, соответственно, носителями тоталитарного сознания [29].

Какие последствия это имело, было, что называется, «разложено по полочкам» (для широкого читателя) почти двадцать лет назад[30].

Напомню, внося краткие уточнения.

Сущность тоталитарных систем – культ власти, мистификация всех властных функций. Без вмешательства, руководства и контроля власти ничто в мире не происходит. Овощи и зелень на блокадных ленинградских огородах, в конечном счете, не выросли бы, если бы не (цитата) «заслуга в этом политорганизаторов, они организовывали массы и сплачивали их»[31].

«В условиях тоталитарного режима власть оказывается сверхценностью – ценностью абсолютного, высшего порядка. Кто имеет власть – имеет все <…> Все, чего может достичь человек, он достигает, получая это от власти и в виде власти. <…>

Заботы власти о собственном могуществе <…> превышают пределы разумного. <…> Носителей власти волнуют не столько результаты их деятельности, сколько доказательство ее вездесущности <…> существование же чего-то неконтролируемого или контролируемого лишь отчасти является само по себе оскорблением власти»[32]. Начали в июле 1941 г. при домохозяйствах организовываться «группы самозащиты» – и появились приставленные райкомами к этим группам и домохозяйствам «политорганизаторы», комиссары, заместители по комсомолу и др. Находившиеся на руководящих партийно-советских должностях не понимали, что достижение абсолютного контроля недостижимо, и расходы органов власти на тотальный контроль с удручающей неизменностью превышали потенциальные выгоды от такого контроля.