Трудно отделаться от мысли, что большевики мыслили так же – только знаки у них полярно менялись полюсами. Где у Бердяева был «плюс», у них «в Европе» располагался «минус». Вот и все!

Город, олицетворявший русский европеизм, следовало уничтожить.

Людей, воспитанных в этом городе как русские европейцы, следовало истребить, чтобы не мешали «строить светлое будущее».

Очень интересно, что эта оценка Петербурга полностью разделялась и нацистами. Существовала «специальная оценка нацистами ленинградского населения. Оказывается, в России два мира – Москва и Петербург. Москва – это олицетворение азиатской деревни, при необходимости она может стать навозом, нужным для рейха.

А вот Петербург – это его жители создали из «навоза» империю, стремившуюся на запад. Вывод – Петербург опасен для рейха. Петербург необходимо уничтожить.

Была секретная инструкция членам НСДАП – чтобы они не вступали лишний раз в разговоры с русскими, и проявляли большую осторожность в этих разговорах. Русские – хорошие диалектики, они умеют спорить и «обладают способностью убеждать в самых невероятных вещах». Самыми же опасными в этом отношении людьми объявлялись именно жители Санкт-

Петербурга27.

Удивляться не стоит – национальные социалисты гораздо меньше отличаются от интернациональных, чем хотелось бы и тем, и другим.

Совершенно невероятно, чтобы трагические события 1940-х годов не оставили своих призраков. Поразительно, что в Петербурге почти нет фольклора о призраках воевавших и погибших советских и не только советских солдатах и офицерах. Не говоря ни о чем другом, еще в 1980-е в непосредственных окрестностях Ленинграда оставались непогребенные останки военнослужащих.

Еще более поразительно, что почти не говорят о жертвах блокады.

Причина, скорее всего в том, что тема табуирована не только политически, но и психологически. Есть вещи, которые скорее стараются забыть, вытеснить в самые дальние уголки сознания. Они слишком болезненны.

Помимо индивидуальных психологических причин или не замечать явления, или, по крайней мере, не распространяться (по возможности – и не думать) о нем, есть и общественные установки.

Если умерший в блокаду или погибший на Невском пятачке человек появляется в 1970-е годы или появился в наше время, неизвестно, как отнесутся к таким сообщениям окружающие. Вас могут поднять на смех, а могут счесть такие сообщения попыткой оскорбления памяти павших, едва ли не кощунством.

Наконец, тема Блокады всегда была в разной степени табуирована, и остается в значительной степени табуированной – хотя и не так, как в советское время. Читатель вряд ли удивится, что мне много раз рассказывали о Блокаде то, что нисколько не соответствовало официальным версиям. Что в этих историях истина, что нет – трудно судить.

Призраки умерших в Блокаду почему-то не появляются в исторической части Санкт-Петербурга, в «императорском» городе, существовавшем до конца правления Александра II. Исключение – призрак почетного Председателя Императорского Русского Технического Общества в 1892—1917 годах, Его Императорского Высочества великого князя Александра Михайловича (1866—1933) … но он умер не в блокаду и вообще не в Петербурге.

Внук Николая I, друг детства императора Николая II, которому он приходился двоюродным дядей, он в 1894 году женился на своей двоюродной племяннице Ксении Александровне – старшей дочери Императора Александра III, родной сестре Николая II.

Судя по всему, Александр Михайлович был человек исключительного ума. Убежденный сторонник прогресса, он сам водил машину, умел летать на самолете. У себя на даче он поставил одну из первых батарей парового отопления, не раз жертвовал деньги на проведение промышленных выставок и проведение экспериментов, активно развивал воздухоплавание.