Зимой 1941/42 г., когда в Ленинграде ощущался острый дефицит электроэнергии, 73‑я и 74‑я оэтр, входившие в состав 22‑го УРа, под руководством военинженера 3‑го ранга А.М. Хватовкера смогли подключиться к финским электрифицированным заграждениям и использовали полученную электроэнергию для сварки на месте броневых огневых точек. Попросту говоря, воровали у финнов электроэнергию.

К 1 июня 1944 г. 22‑й УР насчитывал 8030 чел. личного состава, 289 орудий (в том числе 106 – 45‑мм противотанковых и 25 зенитных), 195 миномётов (в том числе 31 50‑мм) и 14 танков. 17 УР состоял из 4178 солдат и офицеров, 115 орудий (в том числе 38 противотанковых и 2 зенитных) и 85 минометов.

Артиллерия 22‑го и 17‑го УРов принимала участие в артиллерийской подготовке 9 и 10 июня 1944 г. В наступлении принял участие и один из батальонов 17‑го УРа – правофланговый 112‑й опаб, занимавший Никулясский БРО. Этот батальон вышел на берег реки Тайпален‑йоки (река Бурная) и держал там оборону до подписания перемирия с Финляндией в сентябре 1944 г.

9 июня 1944 г. две 203‑мм гаубицы Б-4 18‑й гвардейской гаубичной артиллерийской бригады с дистанции около километра открыли огонь прямой наводкой по доту «Миллионеру». Гвардии капитан И.И. Ведмеденко корректировал огонь своих орудий, находясь в 150 м от дота, впереди первой нашей траншеи.

Батарею прикрывали два пушечных дивизиона. Было выпущено 140 снарядов, попаданий 96, по другим данным – 90. Одновременно к доту приближалась инженерно-штурмовая группа под командой командира 2‑й роты 106‑го инженерного батальона Н. Богаева. Многочисленные попадания не смогли пробить насквозь 1,5‑метровую стену сооружения, но в доте, очевидно, создались невыносимые условия, и гарнизон покинул дот, взорвав его в тот момент, когда к нему приблизилась штурмовая группа.

Таким образом, с севера Ленинград к 22 июня 1941 г. был настоящей крепостью. Ну а об огневых ударах по финнам корабельной и береговой артиллерии говорится в других главах.

Согласно плану «Барбаросса», захват Ленинграда и Кронштадта являлся одной из промежуточных целей, вслед за которой должна была быть проведена операция по взятию Москвы.

Согласно Директиве № 21 от 18 декабря 1940 г. Верховного командования Вооруженными силами Германии следовало: «…уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике. Лишь после выполнения этой неотложной задачи, за которой должен последовать захват Ленинграда и Кронштадта, следует приступать к операциям по взятию Москвы – важного центра коммуникаций и военной промышленности».

Судьба самого Ленинграда на начало войны оставалась неясной. Разумеется, он имел значение для Германии как порт и хозяйственный центр. Кроме того, город являлся и крупным политическим центром. Но уже 8 июля 1941 г. генерал-полковник Ф. Гальдера говорил: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землёй, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном случае потом мы будем вынуждены кормить в течение зимы. …Это будет народное бедствие, которое лишит центров не только большевизм, но и московитов (русских) вообще».

Очевидно, что для высшего руководства Третьего рейха Ленинград как город ценности не представлял; важно было, чтобы он утратил свою ценность как хозяйственный (в том числе и как военно-хозяйственный) и политический центр для русских.

Тем не менее судьба Ленинграда высшим руководством Германии и прежде всего Гитлером к началу операции так и не была окончательно решена. Гитлер не мог принять окончательного решения. Так, 21 июля 1941 г. в ходе поездки в группу армий «Север» он заявил, что «в сравнении со значением Ленинграда Москва для него всего лишь географический объект», но позже изменил свою точку зрения. Судьба самого города оставалась неопределённой до середины сентября 1941 г.