– Не надо зайца, давай лучше фашиста, – сказала Вера.

– Смерть фашизму! – весело откликнулся Анатолий и вскинул винтовку.

Затихшие ребята настороженно глядели на него. Щелкнул выстрел. Фашистская свастика – сердце – повернулась и упала, переместившись теперь на живот фигурки в зелено-сером мундире.

Анатолий опустил винтовку и, улыбаясь, повернулся к Вере.

– Ну, а теперь кого? Впрочем, знаю, – он рассмеялся, – ты предпочитаешь классовых врагов.

Он перезарядил винтовку, поднял ее и выстрелил почти не целясь. Папаха на голове волосатого Махно откинулась в сторону.

– Вот это да! – восхищенно проговорил один из толпившихся у барьера мальчишек. Они поплотнее окружили Анатолия.

– Ну, а теперь кого? Всех подряд?.. – спросил он. – У меня еще целых восемь патронов осталось.

– Знаешь что, пойдем лучше гулять. В голове шум от этих выстрелов, – сказала Вера, боясь признаться, что ей стало совсем по-детски жалко этих аляповатых мишек, зайцев и птиц, которым теперь предстояло стать мишенями для Анатолия.

– А патроны? – в замешательстве спросил он.

– А патроны отдай ребятам. Они тоже хотят пострелять. А денег нету. Верно, ребята?

– Идея! – воскликнул Анатолий и ткнул пальцем в кучку пулек, лежащих на прилавке. – Налетайте!

Несколько пар ребячьих рук быстрее молнии метнулись к прилавку…

– Ну как, – с улыбкой спросил Анатолий, когда они вышли из тира, – талант?

– Дай бог, чтобы этот талант никогда тебе не пригодился, – тихо и как-то по-старушечьи горестно сказала Вера.

– Ты что имеешь в виду? – сразу посерьезнел Анатолий. – «Если завтра война»? К сожалению, война неизбежна. Это тебе даже твой майор может подтвердить. – Последнюю фразу он произнес не без иронии.

Но Вера не обратила на нее внимания. Она вдруг подумала о том, что все последние годы слово «война» всегда произносилось рядом со словом «неизбежна».

Два точно приросшие друг к другу слова: «война неизбежна»… Это уже как-то само собой разумелось. Она не помнила ни одной речи, ни одной посвященной международному положению газетной статьи, в которой не говорилось бы об опасности войны. Эта мысль пронизывала многие современные романы, кинокартины, наиболее популярные песни. К ней уже все привыкли. И казалось, если завтра вдруг объявят, что война началась, это уже не будет ни для кого неожиданностью.

– Чего ты замолчала? – спросил Анатолий.

– Не знаю, – ответила Вера. – Наверное, потому, что думала о войне. Ужасно, если она все-таки начнется. Мне кажется, что только теперь мы начинаем жить по-настоящему. И отец всегда так говорит. И мама. То разруха, то голод, то карточки… Того нет, этого не достать… А теперь все иначе.

– Ну, в тех витринах ширпотреба побольше, – сказал Анатолий.

– Ты про кино? Наверное. Только я себе не представляю, смогла ли бы жить так, как они. А ты?

– Я ее презираю, такую жизнь, – убежденно ответил Анатолий, – тупые мещане. Вчерашний день похож на сегодняшний. И завтрашний будет таким же. Все течет медленно, точно вода в узкой, мутной речушке… А знаешь, – сказал он, понижая голос, – мне иногда хочется, чтобы скорее была война.

– Ты что, с ума сошел?

– Нет, нет, я все понимаю… Любая война – это бедствие… Но мне кажется, что я быстро нашел бы в ней свое место. А что? Стрелять умею…

– Перестань!

– Конечно, все это звучит несколько… глупо, – сказал Анатолий. – И все же мне… ну, как бы тебе это объяснить, хочется настоящей борьбы, опасностей, что ли… Я понимаю, это звучит по-мальчишески. Но я говорю искренне. Мне иногда кажется, что, когда я окончу институт, все уже будет позади. Все главное будет уже построено, основные дела сделаны… Ты подумай только, сколько мы уже пропустили: Комсомольск – без нас, Кузнецк и Магнитка – без нас, Днепрострой – без нас. Все главное – без нас. Но уж война без нас не обойдется!