А чего тут неожиданного?! Чтобы защитить мои права, нужно хорошо знать: а). кто, б). где и в). когда их нарушил. Согласны? Усами чую, что согласны!

Я, Обожайчик, эксперт и исследователь. Только не подумайте, что я закопался-погряз в научной работе, как блоха в шерсти. Нет-нет, я умею чудить-радоваться. И играть люблю. С людЯми и их нервами. С их вещами тоже. Своих-то у меня немного… У-у, опять я о себе! Речь-то о СИМБЕ, моём давнем дружбане. Ой, не только о Симбе… вообще, кучерявенький там у них, у мостриКОТАжа, случился случай!

…Жил-был Кот. Дядя Кузя. И было у него имение, да подневольное создание человечьего роду-племени, кличкою Ба. Долго ли, коротко ли жил дядя Кузя – прознанья об том нету, и надобности в том прознаньи тоже нету. Однако ж стеснилося имение дяди Кузи от подселения Симбы, отрока сколь юного, столь и весёлого.

Да не возроптал дядя Кузя, ибо кот он зело учёный да рассудительный, а Симбе в ту годину было далече до разумения зрелого. И жили они, оба-два, в мире, хотя и без согласия. Но вдругорядь стеснилося имение, от подселения Веточки, девицы-прелестницы.

Дяде Кузе она не приглянулася, ибо он ужо стар годами, а Симбе, в коем заиграла удаль молодецкая да силушка богатырская, глянулася. И вознамерился Симба протопнуть тропиночку к сердцу девичьему, и таково-упорно вознамерился – ажно спать-почивать перестал. Да девица оказалася зело капризною – и то ей не тово, и энто не вау.

А однажды решился друг мой на поступок невиданный да отчаянный: сунул мордель свою в котомку, какую Ба завсегда таскает с собою в мир да в пир. Много занятных вещиц было в ейной котомке, но более всех глянулась ему штука округлая, от наложения лапы щелчками щёлкающая.

Захватил вещичку Симба клыками-когтями, да из котомки и умыкнул! Вещица на пол гольный – бряк. И… диво-дивное, девица-капризница тут как тут, очами стреляет, интерес к Симбе выказывает. Эдак и сдружилися они, и живут в мире и согласии по сию пору. Да только сказу это не конец, а начальное начало.

Занялася утречком заря, и спрыгнула Ба с лежанки своей, и покормила властителей своих, количеством три кото-персоны, и умотала для добычи им пропитания на ближайшую седьмицу. А пропитание то добывается в местечке прозванием Клиника.

И вот, лишь заявилася Ба на крылечке клиническом, как Глава Всея Клиники ей и молвит: «Езжай сей же час в палату сугревательную, ибо холод да стужа не за горами. Добудь грамоту разрешительную, да оплати подать за тепло». Ба развернулася, и мигом навострила лыжи свои по указанной дорожке.

И вот, спустя несколько времени, нарисовалася Ба в палате сугревательной. Поприветствовала челядь тамошнюю, да поторопила грамоту к выдаче, да полезла в котомку свою за печаткой особливой, казначейскою. Без наложения печатки той ни одна грамота не грамота, а пустопорожняя безделица, ни на что не годная.

А упомянуть здесь надобно, что Ба – не просто так кое-кто, а казначей, всею казною клиническою ведающий. Ну вот, порылася в котомке Ба – нету печатки. Вывернула котомкино нутро наружу – истинно нету! И похолодело сердце Ба, ибо за утерю-порчу печатки светила ей секир-башка.

И вернулася Ба, откуда пришла, понурая, наказ Главы не исполнившая. И пронеслася без замедления в комнатку свою заветную казначейскую, и кинулась к ларцу стальному-неприступному, для сокрытия клинических ценностей предназначенному… и отомкнула дверцу набором цифирей тайным-сокровенным, и не увидала печатки в том ларце.

И предстала Ба пред очами Главы, и каялась, и обещала найти-возвернуть пропажу во что бы то ни стало! Но брови Главы насупились, уста скривились. Однако не поспешил карать Ба карой скорой да неправой, ибо служила она верой и правдою долгие годы, а выдал ей добро на изыскание печатки по всея клинике. Клинической же челяди наказал не препятствовать Ба в тех изысканиях, ибо без печатки встанут казначейские дела каменным камнем.