– Чтобы они вдобавок приняли меня за старого извращенца? Нет уж, спасибо!
– Скажи, зачем она к тебе приходила? – настаивал Жан. Ему стало не по себе.
– Расслабься, Жанно, это не то, о чем ты подумал. Ничего похожего на разврат. Будь уверен, штатный психолог тебе скажет, что я совершил «трансфер»[10] по отношению к этой девочке, но клянусь тебе, это не так. Надя в курсе нашей семейной истории, ей известны все детали. Она решила сделать в школе доклад, посвященный Солен. Это итоговая работа, которую она должна была представить к концу учебного года. Ну, знаешь, эти школьные задания для самостоятельной работы… Каждый пишет свой доклад в течение всего года, а потом выступает с ним перед классом. Надя отчего-то вбила себе в голову, что все ее ровесники должны узнать, что случилось с моей семьей. Долг памяти в каком-то смысле… Она была хорошей девочкой, очень умной для своих лет.
– Почему ты говоришь о ней в прошедшем времени? – перебил Жан более резким тоном, чем хотел.
– Да, в самом деле… – пробормотал Виктор. – Наверно, со мной и впрямь произошел этот чертов «перенос». Послушай, Жан, я не знаю, что случилось с этой девочкой, но клянусь тебе, я первым пойду ее искать, если меня отсюда выпустят. Только не думай, ради бога, что я почувствую себя менее одиноким, если с ней что-то случится. Такую боль нельзя ни с кем разделить. Я давно это понял…
Жан пристально смотрел на этого человека, которым по-прежнему втайне восхищался. Все эти годы Виктор сражался как лев. За то, чтобы правосудие свершилось, за то, чтобы никто не забывал его – и его детей. Даже самоубийство жены не смогло остановить его на пути к истине. Все свое свободное время Виктор Лессаж проводил в поисках трещины в монолитной стене, расширив которую он смог бы вызвать обрушение. Он читал все научные статьи о новых технологиях, используемых в полицейских расследованиях, с тем чтобы добиться их применения в своем деле. Так, он настоял на анализе ДНК, в то время как сами полицейские еще относились к этой идее скептически. К сожалению, эксгумация останков Солен оказалась напрасной – на основе сделанных тестов ничего выяснить не удалось. Виктору уже который раз пришлось отступить. Он создал ассоциацию в память о Солен и собрал немало участников, но со временем большинство их них рассеялось. Когда появился «Фейсбук», Виктор немедленно купил компьютер и завел аккаунт. Он уже давно понял, каким мощным влиянием обладают медиа. Его запомнившийся многим поступок – обвинения, начертанные красной краской на фасаде мэрии, – который тридцать лет назад стал темой для новостного телесюжета, обеспечил ему поддержку огромного количества людей со всей Франции. Теперь в распоряжении Виктора оказался новый могущественный инструмент – социальные сети. На данный момент у него насчитывалось более пяти тысяч друзей. Он не был лично знаком ни с одним из них, но всегда пользовался их поддержкой, когда требовалось напомнить властям, что дело об убийстве его дочери по-прежнему не раскрыто, а сын пропал без вести. До сих пор все его усилия оставались бесплодными, но от этого уважение, которое испытывал к нему Жан, только возрастало: этот человек, оставшийся без детей, а потом и без жены, не собирался отступать.
– Коллеги мне сказали, что у тебя нет алиби на момент исчезновения Нади, – после недолгого молчания снова заговорил Жан.
– Когда ты наконец перестанешь называть их коллегами? – хмыкнул Виктор. – Десять лет, как уволился…
– «Жандарм бывшим не бывает». Знаешь такую поговорку?
– Первый раз слышу.
– Тогда считай, что я ее сам придумал. Если не возражаешь, вернемся к твоему алиби.