– Ух, ты! Ага! Гляди, не упал, вишь… это, я, значит, ну, короче… комбинат, а, нет, этот, – кандидат! Наук! Это тебе ни жук в пудру пукнул! – Закончив себя прославлять, он сфокусировался на Тасе.– Где Славик? – Удивленно спросил Эдуард.
– Спит Славик. – Тася кивнула в сторону комнаты.– Если вы его не разбудили.
– Я должен увидеть сына, – отодвинув хозяйку в сторону, кандидат наук маятниковым ходом пробрался в комнату, где на диване сладко спал мальчик.
– Славик, это я, твой папа.– Эдуард пытался наклониться, чтобы поцеловать ребенка, но это у него не получилось.
Вместо поцелуя большое, пьяное тело начало заваливаться на бок, и заваливалось до тех пор, пока не улеглось рядом со спящим Славиком. Взирая на этот беспредел, Тася понимала, что никакие увещевательные слова здесь не помогут. Эдуард уже спит, будить его нет смысла. Но что делать ей? В ее доме единственное спальное место – диван, на котором спит Славик, а теперь еще, этот кандидат наук. А ей-то куда лечь? До утра еще далеко, спать хочется. Тася осторожно перелезла через ребенка, пододвинула его и легла, между Славиком и стенкой, стараясь занять как можно меньше места.
Утро наступило одновременно с воплями Славика:
– Тася! Вставай! Я есть хочу!
– Тася, дай попить, – постанывал новоиспеченный кандидат.
Ей ничего не оставалось делать, как перелезть через Эдуарда и пойти на кухню.
– Манную кашу будешь? – Спросила Тася у Славика.
Тот начал кривить губки.
– С конфеткой. – Быстро добавила она.
– С конфеткой, буду, только отдельно. Конфетку – сейчас, а кашу – потом.
Тася засмеялась. Вот ведь ребенок, все соображает! Пока она кормила мальчика, проснулся Эдуард. Весь его вид выражал удивление по поводу своего местонахождения, а именно у Таси в постели. Смущаясь, извиняясь, он забрал сына и ушел домой.
После коллективной ночевки пришлось снова прибираться в квартире, потом Тася прилегла ненадолго и поспала до самого вечера.
– Завтра с утра буду заниматься, диплом доделывать, – дала она себе слово.
Было поздно, но спать не хотелось. Ночной гость сбил ей весь привычный режим ночи, а потом и дня. Пока она машинально щелкала пультом, стараясь зацепиться за что-то интересное по телевизору, в дверь позвонили.
– Кого опять нелегкая принесла? – Удивилась Тася, открывая дверь.
Нелегкая принесла Эдуарда.
– Опять надо со Славиком посидеть? – Вместо приветствия воскликнула она.
– Нет, нет! Со Славиком – не надо. Вернее, надо, но не со Славиком.
– А с кем?
– Тася, посидите, пожалуйста, со мной. – Он показал бутылку вина, которую прятал за спиной.
– Ничего не понимаю! – Растерялась Тася, – а Славик где?
– Он спит, с ним все в порядке. А вот со мной, Тася…
– Да проходите, проходите! Что с вами случилось, Эдуард?
– Эдик. У меня, Тася, все так хреново! Так все плохо!
В процессе завязавшейся душевной беседы, они прошли на кухню, расположились за столом, в двух бокалах уже было налито вино, на тарелке появился легкий закусон.
– Эдик, ничего, что мы с вами на кухне? – Вспомнив реакцию своего бывшего друга, поинтересовалась хозяйка.
– Очень даже ничего. Даже совсем замечательно! Обожаю сидеть на кухне. – Успокоил ее Эдик.
Они выпили за знакомство, вскоре перешли на ты.
– Понимаешь, Тася, все в жизни у меня как-то криво-косо, – откровенничал захмелевший гость, – ничего я не могу, ничего не получается!
– Эдик, ну, что такое ты говоришь? Почему не получается?
– Почему, почему? Жена меня бросила, уехала. Сказала, что устала от такой жизни и уехала.
– Куда?
– Куда-то к морю. Не знаю. Она всегда говорила мне, что я тюхтя, рохля, размазня, короче. Конечно, она права, я – тюхтя.– Эдуард, не протрезвевший после вчерашнего, добавив еще пару бокалов, был близок к моральному самоуничтожению. На глазах у него появились скупые мужские слезы.