Развернулась и вернулась в машину.

Мне, наверное, пора. Проваливать отсюда, от этого сухаря бесчувственного, позвонить маме и извиниться, и пусть она меня заберет.

И поедем к бабушке.

Вот только у этого актера немого кино мой телефон.

Жду, слушаю классику.

Спустя еще пять минут хлопнула крышка капота. И он обогнул машину широким шагом, на ходу отряхивая руки.

И, правда, высоченный. Величественный дуб. Подтянутый и стройный.

Он уселся в салон.

– Телефон мне вернешь? - повернулась.

– Ты всегда так много болтаешь? - он кинул сотовый на панель и запустил двигатель - машина урчанием отозвалась, починил.

Вспыхнули фары, мы выехали на трассу.

– Я говорю только по необходимости, - ответила в том же сухом тоне.

– У тебя ее нет, - с ним соревноваться бесполезно, он словно не слова, а песок швыряет. - Я не разговаривать тебя сюда посадил.

– Может, мне выйти?

– Ар, - его эмоция, и вместо слов урчание, длинный звук, от которого начало покалывать кожу. - Так, для интереса. Штука рублей или баксов?

– В смысле? - подалась чуть ближе к нему и нахмурилась, высчитывая в уме.

До бабушки ехать еще не близко. Не один десяток километров. Но просить за поездку с таким мудаком-водителем тысячу долларов…

Да он спятил.

– Высади меня, пожалуйста, - попросила, скрывая возмущение, у меня глаз задергался рядом с ним. Это ненормально.

– Высадить? Ты рассада что ли? Зачем тогда уселась? - он слегка повернулся.

И вдруг снял очки.

Вздрогнула. И словно на лопатки опрокинуло, голову запрокинула и в небо смотрю - такие глаза у него. Ясные, чистые, голубые. Широкие надбровные дуги. Узкое лицо.

Смотрю - волшебно. И в мозгах стучит мысль.

Красивый. Обеспеченный. Злой. Все ясно, он просто агрессор. Самоуверенный и наглый, ветрами управляет, ходит по воде.

– Бардачок открой, - потребовал он. В его голосе ноты появились. Хриплые, как спросонья, и снова урчание, как у кота.

– Ладно, - помедлила и отвернулась.

Послушно открыла бардачок.

Обычно открываешь - и всякий хлам валится на коврик. А у него тут только плоская фляжка с какой-то надписью.

Влажные салфетки.

И три пачки презервативов.

Кажется, какие-то модные, с усиками.

Вспыхнула. И представила этого парня с какой-нибудь пышногрудой моделью. Которая усаживается на него верхом и целует плотно сжатые губы. Кусает твердый подбородок. И смотрит, в глаза голубые, как в небо.

А он ее обнимает. Сжимает ягодицы длинными пальцами, широкими ладонями оглаживает бедра.

Может быть, что-то говорит.

А не как со мной играет в молчанку.

– Смелее, - поторопил он так же хрипло. И усмехнулся, еле слышно. - Подтормаживаешь ты дико.

Закашлялась и тряхнула волосами, прогоняя прочь развратную картинку. Быстро схватила салфетки. Хлопнула крышкой бардачка и повернулась.

– На, - сказала.

И замерла с открытым ртом.

Он расслабленно развалился в кресле, сдвинул длинные ноги дальше, к рулю. Выпустил из брюк голубую рубашку.

И расстегнул брюки. Тихо позвякивает и поблескивает пряжка ремня в полумраке салона.

Одной рукой он держит руль. А другой…

Похоже, у меня галлюцинации.

Глазам не верю.

Сглотнула и уставилась вниз, туда, где из расстегнутой ширинки возвышается большая толстая эрекция.

Он обхватил себя одной рукой. И медленно ведет мощным кулаком по длине. Смотрит на дорогу.

А я даже моргать перестала, и в мыслях ярко вспыхнули прежние кадры - он и пышногрудая девушка на нем сверху, целует его теплые губы, кусает подбородок, а он неотрывно смотрит ей в глаза.

И толкается в нее своей мачтой.

– У тебя проблемы какие-то с русским языком? - он повернул голову.

Встретились взглядами.

Током дернуло и потемнело небо, с силой сжала салфетки в пальцах и выдавила: