Папа предпочел все же кардиналу принца Орлеанского, хотя и не сразу: хитроумные переговоры о браке тянулись два года. К моменту их завершения Екатерине было уже тринадцать лет. Как отмечал в своих донесениях венецианский посланник в Риме Сориано, Екатерина – «девушка очень живых свойств, общительного характера и тонкого образования. Она не велика ростом и худощава; черты лица ее нельзя назвать тонкими; в наружности ее замечательны особенно выдающиеся глаза, как у большей части членов дома Медичи». И другие, видевшие Катерину, также отмечали правильные, хоть и несколько грубоватые черты, высокий лоб, большие глаза навыкате, вообще красивое, хоть и не очень привлекательное лицо. Его выражению недоставало уже тогда женской нежности: в нем было больше ума, чем души. И уже в тринадцать лет – величавый, красивый вид, не лишенный приятности, прекрасная форма рук, которое отличие она сохранит до старости. Как и белый цвет кожи.

Екатерина Медичи в молодости. Неизвестный художник

Наконец, вопрос о свадьбе окончательно решился, и она состоялась в 1533 году. Климент VII дал за девушкой богатейшее приданое: кроме наследственных имений своей матери, Екатерина получила 130 тыс. золотых монет, множество жемчуга (об имениях же напомним: мать Катерины – дочь графа Бульонского Жана и Екатерины Бурбонской. И муж и жена – представители знатнейших и богатейших родов Франции). Были и другие драгоценные ювелирные украшения, стоимостью многие тысячи золотых дукатов. Но все равно при вручении всего этого приданого по французским придворным пополз злой шепоток. И тогда раздался голос кардинала Ипполита Медичи:

– Господа, вы плохо осведомлены, очевидно, о секретах вашего короля. Его Святейшество обещался передать Франции три жемчужины, помимо этих, жемчужины, которые не имеют цены: Геную, Милан и Неаполь.

Конечно, правда, существует разница между обещанием и выполнением, и слова эти не стали реальностью, но иногда и обещания могут иметь большую цену, ибо дающий их громогласно заявляет о поддержке одного лагеря в его борьбе с противником.

Незадолго до бракосочетания произошло одно незначительное событие, в дальнейшем, однако, имевшее серьезные последствия: брат Екатерины герцог Алессандро-«африканец» познакомил Климента VII с графом Себастиано Монтекукколи, который незадолго до этого покинул службу императора Римской империи и испанского короля Карла V. Граф ранее изучал медицину, что также пригодилось. Возможно, о том, что происходило на этой встрече, знала и Екатерина Медичи.

Папа предоставил возможность графу прибыть ко двору, где в конце концов Монтекукулли стал кравчим старшего сына короля – Франциска, старшего брата мужа Екатерины.

Что до самой Катерины, то папа усиленно настаивал на том, чтобы они вместе с Генрихом стали фактическими мужем и женой в самый день торжества, ибо обоим было уже по четырнадцать лет, и родственницы Катерины ручались Клименту VII, что она уже достигла половой зрелости. Папа, боясь возможных хитростей со стороны французов, надеялся иметь доказательства супружеской жизни молодых, но безуспешно. Тогда и была произнесена фраза, приписываемая отцу Екатерины об умной девушке и возможностях материнства. Папа произнес ее, расспросив перед отъездом новобрачную.

Действительно, болезнь Генриха в течение десяти лет не позволяла иметь Екатерине детей, и лишь после того, как он решился на операцию, жена родила ему десятерых. Подобному счастливому разрешению столь щекотливого вопроса (только представим себе все те шутки, слухи, намеки, что как из рога изобилия сыпались на Екатерину в течение десяти лет – ибо лишь в 1544 году она родила первенца – что ни в коей мере не улучшает характер и приглушает любовь к человечеству, зато способствует возникновению чувства безмерной признательности) способствовала жена сына флорентийского банкира Альбера Гонди, сеньора дю Перрона, жившего в Лионе. Позднее она воспитывала в младенчестве детей Екатерины. Королева же всю жизнь протежировала ее семье (когда умер ее муж король Генрих II, то Гонди не имели на троих и двух тысяч дохода, в момент же смерти Карла IX – второго сына-короля Екатерины Альбер был первым камергером, маршалом Франции, губернатором, получая по самым скромным подсчетам сто тысяч ливров дохода в земельных угодьях, а в деньгах и движимом имуществе – более восемнадцати тысяч; брат его, Пьер де Гонди, был епископом Парижским, имел еще тридцать-сорок тысяч ливров рентами и бенефициями, а в движимом имуществе – сумму более чем в шестьсот тысяч ливров. Младший из трех братьев – господин де Латур – ко времени своей смерти был капитаном полуроты жандармов, кавалером высшего французского ордена – ордена Святого духа, как и Альбер, и гардеробмейстером. Все трое были членами тайного совета короля).