– На какое число делать сюжет? – без энтузиазма спросила Юля.

– На завтра сможешь?

– У меня уже запланированы две съемки.

– Тогда давай на понедельник!

В небольшой комнате, отведенной на студии под столовую, уже собрался народ. Каждый занимался своим делом: шуршали пакеты, гремели кастрюльки, хлопали крышки пищевых контейнеров. Съестные запахи перемешались между собой, и этот «букет ароматов» освежал в памяти доступный некогда советский общепит.

– Собрались грешники-чревооугодцы! – засмеялась Настя Прокопенко, доставая из сумки контейнер.

– Пища – это Божие благословение и естественная человеческая потребность, – с назидательным видом проговорил Игорь Воронцов и откусил бутерброд, – если мы едим, чтобы подкрепить свой организм, то это совершенно нормальный процесс, не имеющий отношения к чревоугодию. Другое дело, если все наши мысли заняты едой и питьем!

– Правильно, Воронцов! – похвалила его Чаплыгина. – Вспомним, что первое искушение Христа, когда он постился в пустыне сорок дней, было связано именно с едой. Дьявол предлагал Христу превратить камни в хлеба и вкусить их, утолив свой голод, и мы помним, – она многозначительно посмотрела на коллег, – что отвечает Христос: «Не хлебом единым жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих»!

– С вами пошутить уже нельзя, – недовольно буркнула Настя, – такие все начитанные!

– Мы такие, – не унималась Ирина Петровна.

– А как же традиции хлебосольства и гостеприимства у всех народов? – возразила Марина Еремеева. – Это тоже порок?

– А гостеприимство – это добродетель, – авторитетно заявила Прокопенко, – потому что я угощаю гостя.

– Кто с этим поспорит? – вступил в беседу Руслан Агафонов.

– Никто, – Димка Матвиевский сделал глоток из стакана и поставил его на стол, – это как раз тот случай, матушка, когда принятие пищи превращается из проклятия во благо! И я что-то не наелся, – он хитро посмотрел на сотрудников, шутливо поглаживая свой живот, – у нас есть хлебосольные коллеги, желающие сотворить добро ближнему?

Юля вошла как раз к концу диспута. Она направилась к Еремеевой, которая сидела за столом. Увидев подругу, Марина подняла вафельное полотенце с глубокой тарелки.

– Ву-а-ля, – сказала она, показывая нетронутые котлеты.

– Придется с тобой поделиться, – невесело улыбнулась Юля и плюхнулась рядом на свободный стул.

– Не слышу оптимизма в голосе. Что Давидовна сказала? – мгновенно став серьезной, спросила Еремеева.

– Как обычно, – вздохнула собеседница, – посылает на съемку.

– Ну и что ты такая расстроенная? Она же тебя не уколы делать посылает или пол мести!

– В УВД посылает, а я туда не хочу, – шепотом проговорила Юля, косясь на сотрудников.

– Ну да, понимаю, – Маринка достала из своей сумки стеклянную полулитровую банку, – неловкая ситуация.

– Они же все знают, что мы расстались с Андреем по моей инициативе. Осипова все ребята в отделе уважают, – журналистка опять вздохнула, – а я поступила как легкомысленная девица.

– Почему «как»? Ты и есть – легкомысленная девица, – засмеялась Еремеева, открывая пластмассовую крышку, – влюбиться в коллегу, да еще и оператора не может серьезная женщина!

– Вот, ты негодница, – Юля легонько ткнула локтем подругу в бок, – поддержала, называется!

– Твоя проблема и яйца выведенного не стоит, – философски произнесла Марина, – люди все взрослые. Никто тебя не осуждает в отделе Андрея, в этом я уверена на сто процентов!

– Точно?

– Точно!

– А что у тебя на обед? – Симонова резко сменила тему и, хитро прищурившись, кивнула на банку.

– Салат «Оливье», – подмигнула подруга и, бросив взгляд в сторону двери, хмыкнула, – ещё один рот! И так вовремя!