– О, Господи! Стас, я пойду…

– Погоди. – Стас придержал её за руку. – Светка просила, чтобы я проводил тебя домой. Куроедов этот, вроде, в убийстве замазан.

– Чёрт с ним! – Даша продолжала пятиться. – Не надо меня провожать. Спасибо.

– Даш, не хорохорься. Светка зря паниковать не будет.

– Знаю, Стас. Но после педсовета меня заберет Глеб.

Стас посмотрел на неё с удивлением.

– Глеб попрётся на педсовет? В свой выходной?

Даша кивнула.

– Зуб давал.

Стас развел руками.

– Тогда что ж… тогда порядок.

Хлопнув его по плечу, Даша побежала вдоль коридора, влетела в класс и произнесла по-английски:

– Привет! Прошу прощения.

Класс встал. Ученики улыбались.

На уроке Лёня и Гуля сидели как на иголках. Проходили чёртовы неравенства с чёртовыми логарифмами. При этом Гуля шипела Лёне в ухо:

– Мы её подставили! Понимаешь – подставили!

– Что ей будет? – отговаривался Лёня. – Родителей, что ли, вызовут?

– Ишак! – негодовала Гуля. – Её турнуть могут! Доволен будешь?!

– Прямо уж турнуть? – выражал сомнение Лёня. – За такой свист орден давать надо.

Учительница математики обратила на них взор. Это была дама лет шестидесяти в строгом сером костюме, сухонькая и седая.

– Рюмин и Шарипова, – проговорила она негромким голосом, – извините, что отвлекаю, но пожалуйте к доске.

Лёня приподнялся.

– Если вы так настаиваете, Виктория Александровна…

И Гуля подхватила:

– …мы готовы принять это как деловое предложение…

– …от которого нельзя отказаться, – заключил Лёня.

Класс грохнул хохотом.

Математичка осталась невозмутима.

– Рюмин и Шарипова, – сказала она, – я вам не Глеб Михайлович.

– В смысле? – оторопел Лёня.

– В том смысле, что годы у меня не те, чтоб с вами пикироваться. К доске оба, живо. Доску пополам. Номер сорок шесть из учебника. Рюмин – неравенство один, Шарипова – неравенство три. Кто уложится в пять минут – пятёрка. Кто не уложится… Как там у вас по-французски? Пардонэ муа, мэзами.

Лёня и Гуля заскрипели по доске мелом. В классе повисла тишина.

В пять минут уложились оба, решение у обоих было верным.

– Что ж, – констатировала пожилая учительница, – приятно, что вы не такие оболтусы, какими хотите казаться. Давайте дневники, ставлю «отлично».

Гуля положила дневник на стол.

– Хорошо, когда тебя ценят.

– В родном отечестве, – добавил Лёня, кладя дневник рядом.

Учительница покачала головой.

– Могу и передумать.

Лёня изобразил раскаяние.

– Молчим как рыба.

– Как две рыбы, – поправила Гуля.

– Запечённые в тесте, – добавил Лёня.

Класс прыснул.

Виктория Александровна взглянула на часы.

– Десять минут до конца урока. Я должна сделать сообщение. Поскольку Галина Даниловна уволилась, вопрос о вашем классном руководстве оставался открытым. Теперь могу вам сообщить, что меня уговорили. Вернее, уломали.

Класс глухо загудел. Седая учительница постучала по столу угольником.

– Ну-ка, тихо! Знаю, вы предпочли бы сесть на шею Глебу Михайловичу. Но вряд ли вам позволят избирать классного руководителя демократическим путём. Так что придется нам с вами терпеть друг друга оставшиеся два года. Постараемся, по крайней мере, быть взаимно вежливыми. Вопросы есть?

Гул в классе пошёл на убыль. Дождавшись тишины, Виктория Александровна удовлетворённо кивнула.

– Вопросов нет. Тогда обсудим наши общие задачи. Культработа и редколлегия…

Лёня и Гуля не слушали: они продолжали шёпотом препираться.

– Вряд ли Зинаида сделает оргвыводы, – предположил Лёня. – Подумаешь, свист. Не бомба ведь с часовым механизмом.

– Пошёл ты со своей бомбой! – разозлилась Гуля. – Только бомбы нам не хватает!

– Я к тому, – оправдывался Лёня, – что ничего такого…

– А если её всё-таки турнут?! – напирала Гуля. – Что тогда?! Извините, скажем, шутка! Ножки нам её понравились! Так, что ли?!