Еще злобствовали из параллельного класса, где учились дети армянской и грузинской диаспоры в Архангельске. Мстительный Козочка их всех хорошо запомнил. Братья Тигранян, Эдмонд и Гамлет. Еще Ашот, Арахамия, Маргания… А месть как холодное блюдо, отложил на потом. Холодец подождет, не портится.

А откуда взялась эта фамилия, рассказывал его дед, знатный щипач со стажем:

– Паспортист был в дугу, совсем в ноль. Я ему: ты пиши правильно, буквы-то хоть видишь? Ка-за-чок. Чего не ясно? А он мне: не учи, козел! Как надо, так и нацарапаю. Ну, вот и выдавил из себя. Я уж дома, когда открыл паспорт, гляжу: Козочка. Ладно, думаю. С лица воду не пить. Хорошо хоть не Козоблядь какая-нибудь. А мог.

К выпускному классу Козочка научился финтить и шустрить еще больше. Обыгрывал краплеными картами приятелей, ссужал им деньги в рост, разбавлял на продажу водку и химичил с вареными джинсами. За что был неоднократно бит. Тем же Жогиным, до крови. Когда стукнуло шестнадцать лет, он пришел получать паспорт. С твердым желанием изменить свою дурацкую фамилию, доставшуюся от этих козлов-предков.

А паспортист был в возрасте его дедушки, который отбывал очередное наказание на свежем воздухе в мордовских лагерях. Может быть, тот же самый. Он уже не был в хлам, ну, если только слегка. И, пожалев мальчонку, сказал, что изменить в метрике может только одну буковку, кроме первой, а их число оставить прежним. Выбирай сам.

Козочка задумался. Ведь известно, как корабль назовешь, так он и поплывет. Прикидывал и так, и этак. Все время получалась какая-то дребедень. Тогда он решил поменять в последнем слоге «а» на «о». Выходило что-то среднего рода, иностранное и загадочное. Как граф Калиостро. И не поймешь, на каком слоге ставить ударение. Паспортист усмехнулся, вписал и торжественно вручил ему исконно-полосконный документ, удостоверяющий новую личность гражданина Советского Союза:

– Держи, Родион Козочко! Тюльпанов нет, но могу угостить водкой. За твой счет. Беги в магазин.

Через четыре года наступила перестройка, как день Победы для повзрослевшего козленка. Он понял, что пришло его настоящее счастливое времечко. Не надежд и ожиданий, а время Икс для заветных свершений. Всё летело кувырком в бездну, переворачивалось с головы на ноги. Хаос уже пролез во все щели и окна и хозяйничал внутри Дома.

Теперь надутые граждане уже не шипели ему со злостью в спину:

– Козел вонючий!

А почтительно произносили:

– Умеет же, сволочь козлиная, жить!

А Родиону всегда было все равно, кто и как к нему относится. Главное, была бы у граждан рублевая масса, а еще лучше – валюта. Занялся он и спекуляцией с долларами, потом видаками, еще чем-то, вроде продажи подросткам нюхательного клея, а их папашкам – дурноты во флакончиках, под видом «боярышника». Он приобрел первоначальный капитал для рывка вперед – к заоблачным вершинам дикого рыночного капитализма.

И перебрался из Архангельска в Москву. Ведь всем известно, где куется по-настоящему Большой Рубль, где просто-таки огороды бесхозной «капусты». Бери – не хочу! На улицах столицы в это время творился полный беспредел. На фоне повальной финансовой безграмотности расцвели мошеннические схемы, обещавшие наивным гражданам за минимальные вложения сверхприбыль. Козочко занялся и этим, став подручным у знаменитого Мавроди.

На его глазах прежде ничем не выделяющиеся незначительные люди начинали сколачивать гигантские состояния. Гусинский, Березовский, Смоленский, Ходорковский, Абрамович, «генерал Дима» Якубовский… Ясенев тоже всё это видел, но они смотрели разными глазами. Один с завистью к их бриллиантовому блеску, другой с яростным и бессильным пока гневом. Они были из касты неприкасаемых. Сама же власть и назначила их в эту категорию и давала по рукам каждому, кто покушался на эту касту.