– В нашей клинике мы с подобным пока не сталкивались, – ответил врач, – а вот в той, где я начинал карьеру реаниматолога, там да, такое частенько бывало. А еще…

Доктор не успел договорить. Евгений в один прыжок оказался около стула, на котором сидела я, сдернул со спинки мою сумку, открыл ее и высыпал содержимое на пол.

Глава 4


Владимир Николаевич схватил телефон.

– Олег, сюда, быстро.

Евгений тем временем начал ногой раскидывать мои вещи, повторяя:

– Дерьмо, одно дерьмо, сплошное дерьмо.

Я наблюдала за ним. Вам мое поведение кажется странным? Нет бы вскочить, схватить стул и опустить его на голову супруга Елизаветы? Но мне уже стало понятно: Евгений Петрович, похоже, потерял рассудок. Нормальный человек даже в состоянии сильного стресса не ведет себя таким образом. Или у Столетова есть психиатрический диагноз, или у него реактивный психоз. Но что бы там ни было, спорить с обезумевшим человеком, отнимать у него сумку, кричать, возмущаться – все это бесполезно.

В кабинет без стука вошли трое парней, один из них носил голубую «пижаму» врача. Евгений не обратил ни малейшего внимания на новых посетителей, он самозабвенно бил каблуком ботинка по пудренице.

Врач взглянул на Владимира Николаевича, тот кивнул. Незнакомый доктор поднял руку, через секунду Евгений зашатался, двое парней в форме охранников успели его подхватить.

– Костя, устрой Столетова в девятой, – велел Владимир Николаевич.

– Я так и хотел, – ответил Константин.

Мы остались с Максимовым вдвоем. Я присела около своих вещей, которые валялись на полу.

– Вот не зря люблю косметику «Шанель»! Смотрите, пудреница даже не треснула. Может, их делают из бронебойной пластмассы? А шоколадка погибла! Ну, да она точно невкусная, мне ее дали в подарок на кассе. Бесплатно хорошее не получишь.

– Вы похожи на мою жену, – улыбнулся хозяин кабинета, – она тоже в момент стресса всегда шутит.

– Ой, что случилось? – засуетилась медсестра, входя в кабинет. – Константин Петрович сказал, что у вас тут псих разбушевался…

– Зинаида, – строго произнес заведующий отделением, – следи за своим языком. Что с вещами Мышатиной?

– Они пропали, – отрапортовала Зина.

– Как? – ахнул Максимов.

– Никто не знает, – затараторила девушка, – больную оформляли у нас в отделении. Раздели, сложили, что было, в индивидуальный пакет, запечатали его, написали ее данные, отправили на склад. Там приняли, внесли в базу. И упс!

– Что значит упс? – нахмурился начальник.

– Упс, – повторила Зина, – в компе указано: третий стеллаж, пятая полка. А там ничего нет!

– Значит, перепутали, сунули не туда, – сообразил Максимов. – Пусть Варвара поищет.

Дверь распахнулась, в кабинет вошла пожилая дама со старомодной укладкой. Похоже, тетушка по привычке накручивает на ночь бигуди, а потом спит в них. Ей за это надо присудить звание «Герой мира красоты». Лично я пару раз попыталась осуществить подвиг «ночь в железных папильотках», но моего терпения хватило минут на десять, не больше.

– Володя, – гневно сказала бабуля.

Зинаида взглядом показала на меня.

– Варвара Михайловна, у Владимира Николаевича посетительница!

– Да хоть президент к нему заявился, мне без разницы, – отмахнулась старушка. – Это для тебя, сикозявки, он «Николаевич», а для меня Вова, который в семь лет аскорбинку с глюкозой с сестринского поста таскал. Я его столько лет знаю, сколько ты не живешь! И подзатыльников балбесу мной несчитано отвешено. Замолчи, Зинаида, пока я тебя по губам не отшлепала. Вова! Я сама оформила пакет Мышатиной. Барахло противное. Халат копеечный! Обувь бомжихи. Вот белье новое, дорогое. Колготки не с рынка, а фирменные, не за тысячу рубликов куплены. Я отнесла все на полку! Все.