Я сидел в гостиной за шахматной доской и пытался продумать свой следующий ход так, чтобы как можно быстрее окончить партию. Кроме меня здесь еще находилась Ама.

Она расположилась на полу в двух шагах от меня и плела очередной замысловатый браслет. Я подглядывал за ней краем глаза и видел, как это занятие увлекало ее. Она действительно занималась тем, чем хотела сама. Над ней никто не стоял, не приказывал, не выбирал для нее хобби.

Чем больше я думал об этом, тем сильнее нервничал и в какой-то момент не выдержал и одним резким движением руки смел со стола шахматную доску. Фигуры разлетелись по всей комнате. Черный конь угодил прямиком в сундучок Амалии, в котором находились разложенные по цветам бусины, и устроил в нем беспорядок.

Ама даже не вздрогнула. Она будто ожидала моей вспышки гнева, которая стала накрывать меня все чаще. Девочка осмотрела рассыпанные бусины, взяла в руки фигуру коня и подняла на меня взгляд. Мне тут же стало стыдно, хоть в ее глазах и не было осуждения. Она поднялась на ноги и начала спокойно собирать шахматные фигуры.

– Брось, я сам, – подскочил на ноги и я. Ама лишь улыбнулась в ответ, но не остановилась. Мы вместе собрали мою игру и ее бусины.

Амалия села рядом со мной, помогая расставить фигуры так, как они стояли. Я удивился тому, что она запомнила. Не думал, что она вообще обращала на меня внимание.

– Просто скажи ему об этом, – тихо сказала девочка.

– Чего? – нахмурился я, не понимая, о чем она говорила.

– Скажи своему папе, что тебе не нравятся шахматы.

Я засмеялся.

– Еще чего! Не собираюсь ныть, как девчонка и жаловаться, – гордо заявил я, ощущая при этом горечь во рту.

– Ну, и зря, – фыркнула Амалия.

Она встала с дивана, на котором мы сидели, подошла к своим сундучкам и стала копаться в одном из них. Я следил за ее движениями и думал о том, что эта восьмилетняя девочка была права. Мне не следовало бояться сказать отцу правду.

Казимир Блэксайд не был жестоким отцом. Я понимал, что он хочет как лучше. Хочет воспитать меня настоящим мужчиной, каким он был сам. Но я хотел заниматься тем, что мне нравится. Например, бейсболом. Вот только, по мнению отца, это бесполезное занятие, а мне, как будущему наследнику необходимо что-то более подходящее. Мне не хотелось подводить отца, и я даже спорить не стал, просто смирился, чувствуя внутри постоянно растущее раздражение, негодование и злость.

– Баз, – позвала Ама, и я отвлекся от своих самоуничижающих мыслей. Девочка стояла передо мной. Ее щеки были красные, а глаза смотрели в пол. В руке она что-то сжимала.

– Я хотела подарить это тебе на день рождения, но подумала, что лучше сейчас, – тихо сказала она и протянула руку.

На ее маленькой ладошке лежал плетеный браслет черного цвета. Я взял его и покрутил. На ощупь он казался кожаным. Плетение простое, косичкой, но в два ряда, а посередине болталась небольшая металлическая подвеска в виде лапы какого-то зверя. Кончики браслета были как-то странно закручены и свисали.

– Что это? – спросил я, показывая на подвеску.

– Это медвежья лапа. Я прочитала, что она приносит удачу, охраняет и дарит веру в себя. Она серебряная, мне мама помогла выбрать, – смущенно улыбнулась Ама.

– Ух, ты! – я разволновался.

«Дарит веру в себя». Она, что думает, что я слабый и неуверенный? Нахмурился.

– Если тебе не нравится, можешь не надевать, – испуганно проговорила девочка.

– Мне нравится. Очень красивый. Спасибо, – прошептал я в ответ.

Ама сразу встрепенулась.

– Хочешь примерить? Вот так, – она сделала какое-то движение, и браслет стал шире. – Эти хвостики я специально так сплела, чтобы тебе было удобно регулировать размер. Вот так надеваешь, а потом тянешь их и вот…