– Да, Ренат! Слушаю!
По мере доклада, лицо Сергея, и без того не слишком свежее, стало как-то опадать.
– Как так? – раздосадовано спросил он, – Четвёртый этаж? …Отработайте квартиру по полной.
Он поднял впалые глаза.
– При задержании Астахов выбросился из окна. Насмерть.
– Ни хрена себе, – Полежаев присвистнул и рухнул в кресло.
– Что, Ренат? …Вы в квартире? Включаю громкую связь. Тут Юра рядом.
– Появилась жена Астахова. Обвиняет нас в убийстве и угрожает арестом. Заявила, что её муж служил в военной контрразведке.
– Боец невидимого фронта? – Полежаев вопросительно глянул на Ерохина, – Запрашивать будем?
– Не будем. – Ерохин махнул рукой, – На него уже досье собрали. Он такой же контрразведчик, как я казначей Ватикана.
– Гады! Менты! Вас всех посадят! – послышался истерический женский голос. С той стороны также работала громкая связь.
Сидели молча. Полежаев упёрся в окно стеклянными глазами.
В комнате отдыха расстроенная Тамара припала к фарфоровой чашке, силясь удержаться от сигареты. Ерохин налил себе зелёный чай.
Заслышав топот из коридора, они переглянулись. Ввалился Степанченко. Взъерошенный и запыхавшийся, он в два шага приземлился у столика.
– Я проверил малтфон Астахова. Он общался с покойниками.
Поперхнувшись, Мурцева громко поставила чашку, – Это как?
– Известный трюк. Дублируют симку умерших, и пользуются, оплачивая номер. И концы в воду… вернее в землю.
Ерохин грохнул ладонью о стол.
День надежд завершился бесславно. Усталые сотрудники расходились по домам.
А Ерохин, обычно уходивший позже остальных, сейчас выскакивал из подземного перехода.
И через полчаса стоял на шестом этаже, где по ту сторону двери его уже ждал милый семейный ужин.
12. Дача в ближнем Подмосковье
– Погодите же. Это вольная интерпретация моих слов. – Профессор аккуратно поправил седую шевелюру, – Я лишь хотел сказать, что книга не историческая, а скорее художественная. А по некоторым главам я вообще не могу быть экспертом – там требуется геолог. – Он поднялся, глядя на стоявшего человека с интеллигентным лицом, годившегося ему в сыновья, – Вы сами её читали?
Блики окна в очках собеседника скрыли его глаза, и профессор машинально прищурился.
– А зачем? Я Вас нанял экспертом. – мягко улыбнулся его собеседник, – Так что? Книга противоречит современной Египтологии?
Профессор опустился в комфортное рабочее кресло, и продолжительно выдохнул через щелочку губ.
– Понимаете, всё зависит от подхода. Если бы это была научная работа, то от автора потребовали бы доказательств. И уверяю Вас, он не сумел бы их привести. Но для книги художественной, наоборот, доказательства требуются для её опровержения. А таких доказательств не существует. – Он эффектно откинулся в кресле, но стукнувшись его спинкой о край стола, придвинулся вперёд. – Скажу честно, мне понравилась эта интерпретация. Пусть автор и предвзят, но хорошо владеет предметом. Я был бы не против с ним побеседовать. Может откроете занавес – кто автор?
– Вы.
Профессор сопроводил недоуменным взглядом гостя, наконец соизволившего сесть в кресло напротив, затем произнёс, – Не очень уместная шутка.
– Это не шутка. – Гость подкатил в кресле к краю профессорского стола, бесцеремонно взял блокнот, откинул страницу и что-то написал. Искушенный переговорщик, он даже в кабинете профессорской дачи не озвучивал цифр.
– Что это? – профессор глянул из-за плеча на придвинутый блокнот.
– Американские доллары. Или евровалюта. Можно в рублях, с поправкой на курс.
– Ну, знаете ли! – Профессор вскочил и откатившееся кресло грохнулось о стол. – Одно дело поработать экспертом! – возбужденно декламировал он, оттаптывая пол между столом и окном, – Я ученый! Известный ученый! Максимум, что я могу сделать – написать рецензию. Но ни за какие деньги не соглашусь поставить свое имя на обложке этой спорной книги…