– Вопрос нужно решать по закону.

– Закон – это дубина о двух концах. Она ведь и тебя ударить может. И тебя… И твоих близких…

Одинцов резко глянул на Никиткина, но тот даже бровью не повел. А родные у Максима были, прежде всего дочь от первого и пока единственного брака. С ней не должно ничего случиться…

– Зря ты об этом сказал, Фраер, – сквозь зубы выдавил он.

Никиткин возмущенно нахмурил брови: не нравилась ему эта кличка. Но Максим нарочно к нему так обратился, чтобы вывести из себя.

– Если с моими родными вдруг что-то случится, ответишь ты.

– Перешел на пустые угрозы? – взяв себя в руки, усмехнулся Никиткин.

– Это не пустые угрозы. Я на преступление пойду, чтобы с тебя спросить. На любое преступление. И спрошу. Очень жестоко спрошу. Я живучий. И руки у меня длинные, надо будет, с того света дотянусь…

Одинцов едва сдерживал себя, он рвался вцепиться в подлеца прямо сейчас, заполняя пространство злой, агрессивной силой. Никиткин уже пожалел о своей угрозе.

– Нервный ты какой-то, майор, то за ствол хватаешься, то на пену исходишь.

– Зря ты про родных сказал. – Максим зажмурился, с силой сжимая кулаки, и стиснул зубы. – Ох и зря… Давай иди отсюда. Прошу, не доводи до греха. – Казалось, еще мгновение, и он взорвется.

– Ну, мы с тобой договорились! – с важным видом, но без всякой уверенности в голосе изрек Никиткин и поспешил исчезнуть.

А Максим остался сидеть в машине, внутри у него все бурлило. В чувство майора привел старший патрульно-постового наряда. К месту подъехали сразу две машины, но Никиткин со своей свитой успел очистить пространство перед канавой. Зато появился трактор с ковшом экскаватора.

Одинцов отпустил патрульных, дождался, когда восстановят проезд, и продолжил путь на своей машине.

Он не дурак, все прекрасно понимал. Не пойдет Сколков на сотрудничество, не сдаст он Никиткина. Похищения не было, за незаконный ствол и поддельное удостоверение он получит максимум четыре года, отбудет половину где-нибудь на поселении с мягким режимом и условно-досрочно выйдет на свободу. И еще денег заработает за свое молчание. А если сдаст Никиткина, то его жизнь превратится в долгое и полное лишений скитание, и это в лучшем случае, если нет, то его зароют где-нибудь под трубопроводным мостом, как это было с Мишей Веселым…

Никиткина сдать мог Леша Татаринов, но как его найти? Не зря же он сбежал, узнав о гибели Веселого. Значит, знал что-то… Но чтобы Татарина допросить, его сначала нужно взять, а с этим проблемы. Розыск пока никаких результатов не дал. Или парень на дно плотно залег, или Никиткин его уже нашел…

Нет у Одинцова улик против Фраера, и не факт, что будут. И еще Саньков дышит в спину… Он и сам, в общем-то, склонялся к тому, чтобы оставить Никиткина в покое. Пусть владеет всем городом, если ему хочется, пусть тешит свое самолюбие, раз в детстве не наигрался. Что с Лукомором он будет Бочаров делить, что без него править бал, в принципе без разницы… Но зачем Фраер вызвал его на этот разговор? Зачем замахнулся на святое?..

Максим заехал в управление, собрал подчиненных, провел совещание и, не извещая о том Санькова, отправился в следственный изолятор, в котором находился Лукомор. Чутье подсказывало, что Фраер нанес удар и в этом направлении. Не переживал он за Лукомора, и не было желания помогать ему, но так вдруг захотелось сломать игру одному самодовольному болвану…

Матрас валялся на полу в проходе между скамей и шконками. Простыня под ним, одеяло, подушка. Сумка рядом лежит.

Это его, Лукомора, матрас, какая-то мразь скинула его со шконки, пока он был на прогулке.