– Я… освободил Велеса, – ответил Серефин. Он не понимал, что это значило, и не знал ничего о калязинских богах. Ему не хотелось выпускать Велеса или Чирнога, но он не был достаточно силен, чтобы противостоять им. Он ни на что не годился. Может быть, ему не стоило возвращаться в Транавию. Его страна заслуживала более достойного правителя.

– Да, маленький калязинский кошмар положил этому начало, а ты – приведешь к концу.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Конечно нет. Транавийские мальчишки, вы брыкаетесь и кусаетесь, объявляете войну всему миру, но не знаете, вы вообще ничего не знаете.

– Но ты знаешь. Что насчет этих невнятных пророчеств, которые так и сыплются из твоего рта?

– О, вы уже нарушили порядок. Предсказания и пророчества не высечены в камне. Это всего лишь предположения о том, как может повернуться мир, если каждая фигура встанет на свое место. В них никогда не учитывался мальчик, готовый убить своего брата, так же как и мальчик, готовый убить бога.

Серефин вздрогнул. Малахия же остался неподвижен.

– Это был не я, – прошептал Серефин.

– Не надо оправдываться передо мной, маленький король, – ответила Пелагея.

Серефин не решился посмотреть на Малахию. Как у него получилось выжить?

После разговоров с Пелагеей у него всегда оставалось больше вопросов, чем ответов. Ему просто нужно понять, что же он наделал.

– Что будет дальше?

– Все зависит от того, каким ты хочешь видеть этот мир, когда все рухнет. Вы готовы отказаться от мести ради чего-то другого или пойдете по уже намеченному пути? Вы согласны объединиться с калязинцами или будете настаивать на их полном уничтожении?

Лицо Малахии не выражало никаких эмоций, и Серефин знал, что это не сулило ничего хорошего.

Чего хотел Серефин? Скрыться где-нибудь в Транавии и оставить Калязин на растерзание падшим богам. Он хотел сделать то, что у него получалось лучше всего: убежать от своих проблем. В этом он был очень хорош.

Но Серефин Мелески больше не мог убегать. Пришло время стать королем, хоть он и не годился на эту роль.

– А что, если я хочу остановить богов, которых освободил?

Пелагея едва заметно улыбнулась, и ее взгляд переметнулся на Малахию. Подперев подбородок руками, он задумчиво смотрел в одну точку.

– Я не думаю, что у меня есть выбор, – сказал он с дрожью в голосе. На этот раз Малахия действительно был в ужасе, а не просто притворялся испуганным ради образа, который больше не мог поддерживать.

– Ты прав, выбора у тебя нет. Но будешь ли ты ставить палки в колеса своему брату или ваши планы совпадут?

– А как же… – начал Серефин.

– Не знаю, – прервала его Пелагея. – Я больше не знаю, какова ее роль в общем замысле. Я думала, что она ведьма, ожидающая своего часа, но нет. Не ведьма, не клирик, не что-то еще. Я больше не вижу нитей ее судьбы. Только ваши.

Серефин не смог удержаться и перевел взгляд на Малахию. Его младший брат заметно побледнел, а затем его лицо омрачилось.

– Она и так наделала достаточно бед, – пробормотал он.

Пелагея склонила голову набок:

– Да, так и есть. Но разве о тебе нельзя сказать того же?

Малахия не ответил.

– Ничто больше не держится на острие ножа. Вы нарушили равновесие. Велес остался, но куда делись остальные? Как вы думаете, где сейчас Звездан? Зачем ему оставаться в Калязине, если Транавия в таком уязвимом положении?

Серефин сглотнул.

– Они выберутся за пределы Калязина.

– А я вам говорила. Снова, снова и снова. Девушка, чудовище, принц, королева. Их было четверо тогда и четверо сейчас. Вы отказываетесь играть свои роли, но их все равно должно быть четверо, всегда четверо. Мир погрузился в хаос после рождения бога хаоса, и нет никакого способа собрать осколки, но вы можете попробовать. О, вы можете попробовать. Поте́рпите неудачу или добьетесь успеха – что станет со всеми нами?