– «Салахов, я не хотел Вас расстраивать, но судебно-медицинская экспертиза установила: Ишков умер от удушья. Вы что-то не так делали, да и вообще – кто Вам сказал, что при таких ранениях делается искусственное дыхание?».

Салахов побледнел, замолчал, а когда ему вернулся дар речи, он произнёс:

– «Я так и знал, что меня сделают виноватым…».

На следующий день, рано утром в дивизион приехал начальник штаба бригады подполковник Столяров. Красивый слаженный, всегда уверенный в себе в этот визит он был чернее тучи.

Не сказав ни слова – прошёл в караульное помещение и заменил «Табель поста» и «Особые обязанности часового по охране специального сооружения», на «вновь разработанные». Это был порядочный офицер и ему было крайне неудобно это делать при мне. Очевидно поэтому он произнёс: «Те были сделаны неправильно. Об этом доложено. С нами, кому положено, разберутся».

Оказывается, по приезду в бригаду, Абдурагимов доложил комбригу о результатах своей работы и тот дал команду немедленно привести документы в соответствии с уставом, не придумывая новые особенности применения оружия.

Как мне передали комбриг сказал: «Срочно выполнить и доложить, пока у кочегарки не перестреляли весь дивизион!».

Всю ночь штаб перерабатывал документы, устраняя ошибки.

Часовой, в соответствии с вновь разработанным положением, при подходе нарушителя к границе поста применял оружие с предупреждением, и обязан был делать вверх контрольный выстрел!

Столяров как приехал, так и уехал – проронив только одну фразу. Он осознавал ошибку штаба и то, к чему она привела.

К Поздееву я «приставил» двух солдат и приказал его ни на секунду не оставлять одного – он был в коматозном состоянии.

Приехал следователь прокуратуры. По его команде я поставил людей на поиск пули, которая по расчётам должна была влететь в угольный склад. Десять человек вместо подготовки к караульной службе и отдыха перед заступлением в наряд (солдат катастрофически не хватало) колупали и просеивали уголь. Пулю нашли через неделю – она «прошила» большую толщу угля.

Поздеева забрали спустя сутки после ЧП – приехала прокуратура на спецмашине, переодели в черную робу и увезли.

Комиссии приезжали одна задругой. Из прокуратуры, корпуса, бригады. Опрашивали солдат по произошедшему происшествию, проверяли знания устава и обязанностей часового.

Комиссии из политработников проверяли, были ли неуставные взаимоотношения, связанные с разностью сроков службы Ишкова и Поздеева.

Благоприятным было то, что они были одного призыва и «дедовщина» как версия не состоялась.

Так же не было между ними ссоры и ненормальных отношений до ЧП.

Причиной убийства была признана «стычка на посту».

Приказали написать служебные характеристики на Ишкова и Поздеева.

Первый был крайне отрицательным героем, поэтому служил, работая кочегаром. Больше он не на что не годился. Служебную характеристику ему написали крайне плохую, в отличие от Поздеева – отличника боевой и политической подготовки.

Поздееву нами была дана такая служебная характеристика, которая пишется при представлении на орден. Аналогичную характеристику «дала» комсомольская организация. Мы не боялись «не угодить» начальству. В дивизионе делалось всё возможное, чтобы спасти Поздеева.

Работали в условиях постоянных комиссий мы целый месяц. Конечно, не только солдаты, но и я был измотан.

Как-то раз после службы я пришёл домой, сел на крыльцо и впервые пожаловался Анне:

– «Вот так „вкалываешь“ на майорской должности исполняя подполковничью будучи старшим лейтенантом и не получишь капитана!».

Этот каламбур родился не случайно. Дело в том, что у меня вышел срок службы (три года) до воинского звания «капитан». Должность у меня была майорская, то есть был запас – ещё три года и можно было стать майором.