Следует ли вновь говорить о границах нашего разума? Мы знаем, что слова, которые способны как-то приблизить нас к бытию Божию, начинаются за этими границами, и самое произносимое из них – тайна. Возможно, к нему прибегают слишком часто. Но это всего лишь слово-свидетель. На одну его сторону падает свет, другая затенена, и светлая сторона указывает на темную. Там, в тени, нет никакого секрета, «тайна» означает просто пробуждение разума. Но вместе с тем это слово исповедует наше смирение, наш страх, наше доверие, подчеркивает непреодолимое расстояние, разделяющее нас. Оно означает: все, что мы можем произвести усилием разума, не способно выразить бытие Бога. Мы знаем, что Он есть Сущий. Сердцевина тайны – в глаголе «есть». Тайна указывает лишь на невозможность «по-знать» Бога в мерцающем и отраженном свете «ясного и отчетливого» декартова знания, но в то же время она обещает нам другое рождение. Ибо «по-знать» (сon-naître) означает, по сути, родиться в Нем, войти в свет, исходящий от Царства Его, которое где-то внутри нас есть, хотя оно и остается невидимым. Познание в данном случае подобно рождению свыше, о котором говорит Иисус Никодиму. Когда мы вступаем в это познание-рождение, тем самым мы даем Богу возможность, пусть и отдаленную – в силу нашей падшести, разделить с нами Его бытие.

Имеется ли тут в виду поэтическая метафора, просто слишком смелый или довольно необдуманный оборот? Все эти образы или обозначения богопознания коренятся в иудео-христианской традиции; они взяты из Писания, которое прежде всего говорит о познании, «свершаемом» Богом по отношению к людям. Это они «отмечены», «призваны» или «щедро осыпаны» Его познанием. Выражаясь на языке философии, более точном, хотя и более бедном, чем язык поэзии, они – Его «объекты», послушные или восстающие против Его мысли или, вернее, Его слова, Его взгляда. Истинное познание не может не быть по сути своей взаимным.

Я знаю тебя по имени, – говорит Господь Моисею (Исх. 33, 17). В Евангелии от Иоанна сказано, что Иисус не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, что в человеке (Ин. 2, 25). Бог знает нас до мозга костей, слышит голос наших помышлений и пожеланий, прежде чем они зародились в нас, и знание о Нем есть не что иное, как личностная – происходящая в одном человеческом существе – форма Его Откровения. Познавая нас, Он приоткрывает перед нами Свое Лицо, лик Того, Кто любит и «разумеет» нас. Вера откликается или вспыхивает в тот миг, когда мы встречаем взгляд, который и есть любовь, и узнаем его.

Но каким путем мысли я могу прийти к подобному ведению? Как почувствовать участие Божие в «памяти» об образовании плода в утробе матери, о котором далее говорит псалом? Мы узнаем Его руку в том же пробуждении любви, что помогает грудному младенцу узнавать мать. Человек способен предстать лицом к лицу с Любовью, Которая призвала его к жизни. Всякое человеческое существование несет в себе этот призыв, прячет, подавляет или выносит его на свет. Богопознание – не что иное, как ответ или эхо. Вера – это отклик всего моего существа, сердца, разума, плоти. Жизнь призывает к себе жизнь, Любовь выносит на свет любовь, познание Бога, которое совершается в ней, – как приглушенный голос раковины, несущей в себе отзвуки моря, того, что, по словам поэта, «витийствуя, шумит и с тяжким грохотом подходит к изголовью».