Изменяет ли эта исключительность контакта само существование дерева? Я могу лишь сказать, что тот образ, в каком дерево предстает передо мной и смотрит на меня, что-то изменяет во мне. Какие-то зрительные его токи вливаются в мое собственное бытие, остаются и растворяются в нем. Я говорю дереву ты, и оно входит в интимный круг событий, протекающих где-то в глубине моей жизни. Однако когда я говорю ты моему ближнему, собрату по человеческой семье, «сила исключительности» завладевает мною куда более явно и настоятельно. Весь текучий и недоступный мне объем его личности образует какой-то отпечаток, который густеет во мне, смешиваясь со множеством других отпечатков. Его образ активен, его краски, звуки, сигналы, смыслы предъявляют свои требования ко мне. Сделаем следующий шаг, попытаемся войти в область отношений с Богом и отметим то, что стоит по ту сторону парадокса: взгляд Божий еще менее навязчив, менее притязателен, чем может быть «взгляд» дерева, ручья или горы, и вместе с тем он охватывает меня до последней клетки тела и души. Он не просто примешивается к потоку других взглядов, но пронизывает и изменяет – разумеется, если я откликаюсь ему и готов участвовать в этом изменении, – мое я. Я говорю Ему Ты, но знаю, что Его ты, обращенное ко мне, первичнее, древнее, мощнее. Оно предшествует всему, что есть во мне, тому, что было и не было прожито. Более того, я открываю самого себя как личность, которой говорят ты, как существо, которое находится под оком Видящего меня. Чье-то видение облекает и предопределяет все наше существование. Когда мы находим себя в поле этого видения, мы приходим к самому удивительному открытию, которое человек может сделать в своей жизни.

Неизбежен вопрос: силой какого познания я прихожу к этому видению? Оно вырастает из моей способности, впрочем, вполне обыкновенной, быть застигнутым взглядом другого. Начало такого познания передано Блоком:

Но если человек настигает глазами именно добычу, Бог обретает утраченного друга и возлюбленного сына, ушедшего в «страну далече». Зачатие веры происходит тогда, когда наше сосуществование оказывается вдруг схваченным, словно прошитым взглядом Другого. Когда один человек смотрит на себе подобного, тот ощущает себя объектом «неизвестных играющих сил», которые часто играют против него, настигают его извне. Всякий знает по опыту: чужой взгляд может пробудить от сна. Но когда он совсем-совсем нечужой, когда он приходит не извне, но изнутри, от той силы, которая до поры дремала в нас? Человек поднимает глаза на Смотрящего, и дух его просыпается. Скрытая в нас и в то же время ворвавшаяся извне энергия касается нашего сознания, и оно прозревает, узнает. Прозрев, откликнувшись однажды, человек не может отделаться от присутствия Другого, Того, Кто настигает, пробуждает, пронизывает его…

Кто-то сказал (кажется, Сартр): я становлюсь объектом, когда кто-то смотрит на меня. Я окостеневаю в его взгляде. Правда же, по сути, заключена как раз в обратном; в самом изначальном, самом личностном смысле я становлюсь самим собой, когда открываю себя под взглядом Того, Кто видит меня. Он знает не только сокрытую часть моего я, но и то подлинное мое я, которое Он создал для Себя и хочет обрести в нас. Куда пойду, если все наши шаги, лица, помышления отражаются в зрачке Божием?