) он имел несколько экзотический вид, так как носил вывезенную с севера оленью доху, подол которой был разукрашен орнаментом…» (из Воспоминаний Э. Голлербаха, российск. изд 2009 г.). «В начале 1921 года… Гумилёв уже окончательно расстался со своей военной формой, которую ещё носил после войны, и одевался в простой костюм, косоворотку и кепку, заломленную назад» (из статьи Л. Горнунга «Неизвестный портрет Н. С. Гумилева», СССР, 1988 г.). «…Пожалуй, его можно было принять за прусского лейтенанта, переодетого в штатское (Петроград, начало 1920-х гг.. – Е. М.). Одевался он опрятно, но без подчёркнутой элегантности, носил почти всегда один и тот же чёрный, уже слегка потёртый пиджачный костюм с чёрным галстуком…» (из Воспоминаний Э. Голлербаха, российск. изд. 2009 г.);

• «Николай Гумилев (1886–1921) даже в каком-то меховом костюме лопаря или самоеда кажется одетым, как все… А Александр Блок (1880–1921)… как бы хорошо ни был он одет, – хочешь видеть его одетым иначе, не так как все… Блок требует одеяний необычных…» (из очерка М. Горького «А. А. Блок», СССР, 1923 г.);

• «Александр Блок (1880–1921) был хорошего среднего роста (не менее 8-ми вершков) и, стоя один в своем красивом с высоким темно-синим воротником сюртуке с очень стройной талией, благодаря прекрасной осанке и, может быть, каким-нибудь ещё неуловимым чертам, вроде вьющихся «по-эллински» волос, производил впечатление… «юного бога Аполлона»…» (из Воспоминаний В. Пяста, сов. изд. 1980 г.). «Я увидел Блока в первый раз в 907 году… У него были зеленовато-серые, ясные глаза, вьющиеся волосы. Его голова напоминала античное изваяние. Он был очень красив, несколько надменен, холоден. Он носил тогда чёрный, застегнутый сюртук, черный галстук, черную шляпу. Это было время колдовства и тайны Снежной Маски…» (из статьи А. Толстого «Нисхождение и преображение», Германия, 1922 г.);

• «На белом одутловатом лице Александра Тинякова (1886–1934) – поэт «Серебряного века», Россия, конец 19-го – начало 20-го вв.. – Е. М.) как-то сами по себе бегали пронзительные, бесцветные глазки – бровей над ними не было. Какой-нибудь красный или оранжевый бант криво поддерживал расползающийся на его шее несвежий воротничок. В январе его можно было встретить в пиджаке, в мае он вдруг надевал шубу. Многие останавливались и глядели ему вслед, когда он грузно переваливался по Невскому, толкая прохожих, не обращая ни на что внимания, бормоча стихи или читая на ходу одну из бесчисленных книг, которыми были всегда: набита его карманы… Странный был человек» (из сборника Г. Иванова «Мемуарная проза», российск. изд. 2001 г.);

• «Поэзия Владимира Нарбута (1888–1938) в основном была грубо материальной, вещественной, нарочито корявой, немузыкальной, временами даже косноязычной… И его наружность была так же необычна… С отрубленной кистью левой руки, культяпку которой он тщательно прятал в глубине пустого рукава, с перебитым во время гражданской войны коленным суставом, что делало его походку странно качающейся, судорожной, несколько заикающийся от контузии, высокий, казавшийся костлявым, с наголо обритой головой хунхуза, в громадной лохматой папахе, похожей на чёрную хризантему, чем-то напоминающий не то смертельно раненного гладиатора, не то падшего ангела с прекрасным демоническим лицом…» (из воспоминаний В. Катаева «Алмазный мой венец», СССР, 1975–1977 гг.);

• «Когда Сергей Клычков (1889–1937) – поэт, прозаик, друг С. Есенина. – Е. М.) шёл по улице, на нём нельзя было не остановить взгляда. Он весь был особенный: весь самобытный. Только ему могла идти его «летняя форма одежды»: выглядывавшая из-под пиджака, обычно синяя косоворотка и шляпа, из-под которой выбивались чёрные вьющиеся волосы. Шляпа и косоворотка не создавали кричащего разнобоя. У Клычкова это воспринималось именно как сочетание, хотя и несколько странное. Глаз привыкал к нему не сразу, но, привыкнув, уже не мог представить себе Клычкова одетым на какой-то один покрой…» (из книги Н. Любимова «Неувядаемый цвет», российск. изд. 2007 г.);