• Писатель Стендаль был закоренелым скептиком, а Анри Мари Бейль (1783–1842), скрывавшийся под этим псевдонимом, оставил такое романтическое признание: «Я не начинал писать до 1806 года, пока не почувствовал в себе гениальности…»;
• В 1796 году Людвиг ван Бетховен (1770–1827) записывает в своём дневнике: «Смелее! Невзирая на все слабости телесные, мой гений восторжествует… Двадцать пять лет! Вот они и пришли! Мне двадцать пять лет… В этот самый год мне как человеку должно подняться во весь рост…»;
• Накануне своего 25-летия Николай Гоголь (1809–1852) писал: «Великая, торжественная минута!.. Нет, это не мечта. Это та роковая, неотразимая грань между воспоминанием и надеждой… Что же ты так таинственно стоишь предо мною, 1834-й? Таинственный, неизъяснимый 1834! Где означу я тебя великими трудами?.. Я совершу… Я совершу! Жизнь кипит во мне. Труды мои будут вдохновенны. Над ними будет веять недоступное земле Божество! Я совершу… О, поцелуй и благослови меня!»;
• В дневнике от 4 марта 1893 года Валерий Брюсов (1873–1924) записывает: «Талант, даже гений, честно дадут только медленный успех, если дадут его. Это мало! Надо выбрать иное… Найти путеводную звезду в тумане. И я вижу её: это декадентство… будущее будет принадлежать ему, особенно когда оно найдёт достойного вождя. А этим вождём буду Я! Да, Я!..»;
• В мемуарах «Кругосветное путешествие» (Франция, 1925 г.) Ромен Роллан (1866–1944) делает несколько неожиданное обращение: «Я настоятельно прошу читателя не обманываться кажущейся гордыней моих слов… Чтобы я мог с подлинным совершенством осуществить свои замыслы, поколению, породившему меня, надо было бы готовиться ещё целое столетие…»;
• Августа Ада Байрон-Кинг (1815–1852), дочь поэта Дж. Байрона и первый программист, знавший об алгоритме задолго до рождения самого этого термина, говорила о самой себе: «Клянусь дьяволом, не пройдёт и 10 лет, как я высосу некоторое количество жизненной крови из загадок Вселенной, причём так, как этого не смогли бы сделать обычные смертные умы и губы. Никто не знает, какие ужасающие энергия и сила лежат ещё не использованными в моём маленьком гибком существе…»;
• В трудный период послевоенной разрухи, оценивая, уже на пороге старости, свою прежнюю деятельность как «работу среднего учёного» Владимир Вернадский (1863–1945) записал своём дневнике: «Я ясно стал сознавать, что мне суждено сказать человечеству новое о том учении, о живом веществе, которое я создал, и что это есть моё призвание, моя обязанность, наложенная на меня, которую я должен проводить в жизнь, как пророк, чувствующий внутри себя голос, призывающий его к деятельности. Я чувствовал в себе демон Сократа. Сейчас я сознаю, что это учение может оказать такое же влияние, как и книга Дарвина, и в таком случае я, нисколько не меняясь в своей сущности, попадаю в первые ряды мировых учёных…» (запись от 27 февраля 1920 г.);
• «Ещё в молодости выдающийся психолог Борис Теплов (1896–1965) сформулировал для себя определённые цели и на протяжении всей своей жизни шёл к их достижению. Обращаясь к его научным достижениям, можно с полным основанием сказать, что намеченные цели были им достигнуты. Вот фрагменты его дневников: «Честолюбия вообще у меня нет вовсе, а честолюбие к научной известности огромное. К судьбе Ленина, Наполеона, Веры Лигнер, Форда, наркома, министра, героя – никакой зависти; к судьбе Бугаева (математика), Павлова, Лебедева (физика) и даже других гораздо меньших, – самая глубокая и неизбежная. И странно – чувство права на неё и возможности достижения. Хотя мне уже 34 года, а большого научного таланта за собой не признаю. Есть способности и безусловная толковость»…» (из книги Т. Иванюк «Творчество и личность», Россия, 2006 г.);