– Это тоже нужно доказать! Господи, и ты еще говоришь о плохой наследственности? В некоторых вещах ты такой же бестолковый, как сам Дирк Струан!

– Вот как?

– Да, и…

Филлип Чэнь быстро вмешался, желая покончить с царившей в комнате напряженностью:

– Если это так важно, позвольте я попробую выяснить истину. У меня есть свои источники. Мои китайские друзья узнают, должны узнать, замешаны ли в этом Том или молодой Дональд Никклин. Ну а если тайбань пожелает принять участие в гонках, это его право, – деликатно добавил он. – Не так ли, Аластэр?

Тот сдержал ярость, хотя шея у него оставалась багровой.

– Да-да, ты прав. И все же, Иэн, мой совет – бросить это дело. Они приложат еще больше стараний, чтобы добраться до тебя, потому что ваша неприязнь взаимна.

– Есть ли кто-нибудь еще, о ком я должен знать, – в списке?

Струан ответил не сразу:

– Нет, сейчас нет. – Он открыл вторую бутылку и стал разливать шампанское. – Что ж, теперь это все твое – и повеселишься, и попотеешь. Я рад, что передаю тебе дела. Как разберешься со всем, что есть в сейфе, сразу поймешь, что лучше и что хуже всего. – Он подал каждому бокал и отпил из своего. – Клянусь Господом Иисусом, это самое лучшее из всех французских вин.

– Да, – согласился Филлип Чэнь.

Данросс считал, что «Дом Периньон» не стоит тех денег, что за него просят, и такой высокой оценки не заслуживает, да и урожай пятьдесят четвертого года был не из самых удачных. Но он промолчал.

Струан подошел к барометру. Девятьсот семьдесят девять и две десятых.

– Похоже, тайфун идет серьезный. Ладно, дело не в этом. Иэн, у Клаудиа Чэнь есть папка для тебя по важным вопросам и полный список наших акций – с именами номинальных владельцев. Если будут вопросы, поторопись с ними до послезавтра: у меня билет в Лондон. Клаудиа ты, конечно, оставишь.

– Конечно. – Клаудиа Чэнь, исполнительный секретарь тайбаня и дальняя родственница Филлипа Чэня, была еще одним звеном, связывавшим, помимо компрадора, старого и нового тайбаня.

– А как насчет нашего банка – гонконгско-китайского банка «Виктория»? – Данросс задал этот вопрос с наслаждением. – Я не знаю точно, сколько у нас там акций.

– Это всегда знал лишь тайбань.

Данросс повернулся к Филлипу Чэню:

– А сколько у тебя на счетах, официально или через подставных лиц?

Ошеломленный компрадор медлил с ответом.

– В будущем я намерен использовать твои акции при голосовании вместе с нашими. – Данросс не сводил глаз с компрадора. – Я хочу знать, сколько их, сейчас, а завтра к полудню жду от тебя письменного подтверждения официальной передачи мне и последующим тайбаням бессрочной доверенности на голосование, а также права первого выбора акций, если ты когда-нибудь решишь их продать.

Молчание затягивалось.

– Иэн, – заговорил было Филлип Чэнь, – эти акции… – Но воля Данросса пошатнула его решимость. – Шесть процентов… немногим более шести процентов. Я… все будет так, как пожелаешь.

– Ты не пожалеешь об этом. – Данросс перенес внимание на Аластэра Струана, и сердце у того замерло. – Так сколько акций у нас? Сколько у подставных лиц?

Аластэр колебался.

– Это всегда знал лишь тайбань.

– Конечно. Но нашему компрадору нужно доверять, причем абсолютно. – Данросс пытался вернуть старику попранное достоинство, понимая, как тот переживает свое унижение в присутствии Аластэра Струана. – Сколько?

– Пятнадцать процентов, – выдавил из себя Струан.

Данросс, как и Филлип Чэнь, даже охнул. Ему хотелось закричать: «Господи Иисусе, у нас пятнадцать процентов, а у Филлипа еще шесть, и у тебя, черт побери, не хватило ума, чтобы использовать такой пакет, какого, вероятно, больше нет ни у кого, чтобы добиться для нас кредитов, когда мы почти разорены?»