Рюмка, максимум две – какая это пьянка? Отец Кондрат и сам не отказывается опрокинуть стопочку-другую самогонки, когда бывает в гостях у родителей Юрия. Но и это ещё не всё.

Тогда же, прошлым летом, Юрий специально сплавал на ту сторону и внимательно осмотрел маленький пляж, а так же лес рядом с ним. Чистый песок, чистая тайга. Никакого мусора, вообще ничего. Единственное, пепел и обгорелые камни в очаге и примятая трава. Всё, вплоть до последней косточки, люди из Большого мира увозят с собой.

Да как тут не засомневаться в словах отца Кондрата? Да как ту не подумать, что, на самом деле, Большой внешний мир совсем-совсем другой, не такой злой и страшный.

Женщина на том берегу перевернулась на живот. Юрий томно вздохнул. Какие же у неё длинные и чистые ноги. Мужчина искоса глянул на жену, однако пока поплавки, что мерно покачиваются на тёмной воде, интересуют его гораздо больше. В ближайшие час-два не произойдёт ничего интересного. Только ближе к вечеру мужчина начнёт жарить на углях мясо, либо варить уху.

Юрий натужно просипел. Как же ему не хочется, очень не хочется… Но надо. Надо! Ему и так влетит, но это ерунда. Медленно и осторожно Юрий попятился. Единственная отрада, наступит день, когда он вновь убежит из деревни на берег Шушбай. А если это будет суббота, то он опять застанет людей из Большого внешнего мира на этом маленьком пляже с мягким песком. Но сейчас, увы, пора уходить. Юрий отошёл от берега подальше и лишь после выпрямился в полный рост. Даже обидно, немного: люди из Большого внешнего мира его опять не заметили. Может быть, они даже не подозревают о его существовании. Юрий так до сих пор и не понял: это хорошо или плохо?

Недалеко от речного берега лес поднялся сплошной стеной. Если не знаешь, то ни за что не догадаешься, что совсем рядом течёт вода. Но Юрий не боится заблудиться. Пусть он не охотник, да и отец не жалует ловлю зверя или птиц, но окрестности родной деревни знакомы Юрию более чем хорошо. Особенно местность возле Шушбай. Едва заметная тропинка петляет между стволами вековых берёз. Юрий печально вздохнул, ноги сами понесли его домой.

На душе муторно и грустно. Юрий склонил голову. С ним такое каждый раз, когда он возвращается в деревню после прогулки к людям из Большого внешнего мира. А почему ему так муторно и грустно, он и сам понять не может. Наверно потому, что кажется, будто жизнь, настоящая жизнь, проходит мимо него.

Деревья расступились в стороны. Юрий поднял голову, впереди показалась околица. Длинные кривые жердины на подгнивших столбах. Между грубо стёсанных досок щели такие, что можно легко просунуть хоть палец, хоть ладонь целиком. Чуть дальше двумя рядами потянулись дома. Самые обычные деревенские избы. Крыши покрыты дранкой. Из квадратных печных труб тянется сизый дымок. На узких окнах лишь кое-где можно заметить настоящие прозрачные стёкла. Гораздо чаще на рамы натянуты бычьи пузыри.

Улица между домами заросла свежей зелёной травой. Две чуть заметные колеи тянутся от околицы к центру деревни, к храму на площади. Юрий поднял глаза. Крест с облезлой позолотой на серой маковке хорошо виден на фоне светлого неба.

Лапоть зацепился за невидимый корень. Юрий тихо ругнулся сквозь зубы. Это и есть его родная деревня Вельшино, унылая и кособокая. Здесь отродясь не было ярких сочных красок, как у людей в Большом внешнем мире. Самый распространённый цвет – серое дерево, которое когда-то было ярким, но потом Солнце, ветер и дожди состарили его.

Даже люди, односельчане, и те все блеклые и серые. Какие там тёмно-зелёные куртки и штаны как у людей из Большого внешнего мира? На мужиках простые рубахи и штаны, на бабах такие же платья и платки. И все без исключения в серых лаптях. Даже зимние валенки, на мороз и снег, и те серые. Одним словом, серая тоска.