На Рождество я просила родителей дарить мне только книги, и не было для меня более дорогого подарка. Ведь их не требовалось сдавать в библиотеку, они были мои.

Работая для рубрики “Культура”, я каждую неделю получаю десятки книг. И всякий раз, вскрывая упаковку и вынимая оттуда книгу, испытываю волнение, как первый раз в жизни. Их уже так много, что я утратила инстинкт собственницы и отдаю 95 % полученных книг в женскую тюрьму Флёри-Мерожис.

Писать раз в неделю (или чуть реже) книжный обзор для “Пари-Матч” всегда было для меня истинным счастьем, и уж тем более когда я стала жить в Елисейском дворце. Я воспринимала это как победу над теми, кто запрещал мне работать, а главное, над самой собой. Не будь этой обязанности – читать книги для составления журнальных обзоров, – меня, без сомнения, вовлекли бы в круговорот официальных встреч, поездок, приемов и я не смогла бы открыть ни одной книжки. Жалкое существование! Зато сесть перед компьютером, наедине с пустым экраном, со своими мыслями, отрешиться от всего на свете, сосредоточиться – вот что помогло мне преодолеть многие испытания.

Многие – но не такое.

В тот ужасный четверг, когда Франсуа объявил, что бросает меня, я не смогла бы прочесть даже двух строк и лишь беспомощно смотрела на крушение нашей пары. Президент заверил, что мне не о чем беспокоиться, что я, несомненно, получу выгодные профессиональные предложения, которые помогут мне начать новую жизнь.

Затронув вопросы финансового характера, он перечисляет другие заботящие его моменты. Он не хочет, чтобы я писала книгу, – несколько дней назад у меня возникла такая мысль, и я сказала ему о своем намерении. Он разрешает описывать лишь то, что касается моей “постпрезидентской” жизни. И настаивает на том, чтобы мы объявили о “нашем” разрыве в совместном коммюнике. Я отказываюсь. Мне этот разрыв не нужен. В нем нет ничего “совместного”. Но он продолжает настаивать, спокойным, холодным тоном.

Как все это горько.

Перед его уходом я требую отдать мне ключи от квартиры. Я говорю:

– Ты изгоняешь меня из своей жизни, значит, ты здесь больше не живешь, и я хочу оставить ключи себе. Чтобы иметь возможность приглашать сюда кого угодно и когда угодно.

Я знала, что ему не понравятся эти слова. Он изменяет мне уже больше года, но не может смириться с тем, что я намерена жить своей жизнью. Вот так устроены эти люди. Он возражает:

– Тебе их потом принесут.

– Нет, я хочу получить их сейчас же.

Франсуа зовет охранника, у которого хранятся ключи. Выходит в коридор поговорить с ним, но тут же возвращается. Ключи ему нужны, чтобы спуститься в подземный гараж, где его ждет машина, так как здание находится под охраной и никто не может попасть на стоянку, не вставив ключ в особое гнездо в лифте.

На всякий случай я решила сопровождать их, чтобы не лишиться ключей. И вот мы спускаемся в лифте с пятого этажа втроем: Франсуа, я и “разносчик круассанов” – тот самый полицейский, которого обессмертил своим снимком какой-то папарацци. Я смотрю ему прямо в глаза.

– Вы, случайно, сегодня не доставляли президенту круассаны? Значит, вот как вы понимаете обязанности полицейского? Удивляюсь, что вас еще не выгнали.

Он молчит, упорно глядя на свои ботинки. Глаза его увлажняются. Франсуа не произносит ни слова.

Я тотчас же еду в “Ла-Лантерн”. Предполагалось, что я пробуду в Версале до субботы, а в воскресенье улечу в Индию. Много месяцев назад я обязалась поехать туда представительницей “Движения против голода”. Я согласилась исключить из маршрута ту часть поездки, которая вела в Мадхья-Прадеш: туда нужно ехать из аэропорта на машине много часов по диким, опасным дорогам, и я боялась, что просто физически не выдержу этого.