Был ранен там – а кто там не был ранен?

Принес с войны две боевых медали —

А у кого тогда их не видали?

А что, вернувшись, в плуг впрягался, тоже

Повинен враг – он тягло уничтожил.

А что теперь считаете богатым —

Так до богатых нам еще куда там…

Живет же человек такой на свете:

Ответит – будто бы за всех в ответе.

Живет не как бог на душу положит,

И никакой червяк его не гложет.

А может, лишь одно его тревожит —

Что не вернется день, который прожит.

Родительский дом Дмитрия Ковалева – обычный многосемейный дом, где если не витала постоянная пасмурь голода, то и не жила сытость: отец поэта – кузнец, мать – крестьянка. Запомнилась Дмитрию Ковалеву от детства кузница, ежедневная, до пота, работа отца, бессонная забота матери о будущих сеятелях и защитниках кровной земли:

Все отняла война:

Двух братьев,

Вести

От матери,

Всю молодость сполна.

Черезо всю страну

С тобой мы вместе.

Хоть этим

Осчастливила война.

Внешняя негромкость судьбы и родословной Дмитрия Ковалева породила и негромкий характер творчества самого автора. Но эта внутренняя собранность души поэта и есть благодатная и благородная натура, сильное движение слова.

Издревле на Руси порядочность была обыкновенным достоинством народа, а нравственность – рядовым и привычным фактом, что и сплачивало наш народ в годины черных бурь, братало в дни праздничных весен…

Дмитрий Ковалев часто обращается благодарной памятью к поэтам старшего поколения.

Его статьи, посвященные творчеству Василия Федорова, Егора Исаева, Юрия Прокушева и других литераторов, его горячее участие в дискуссиях и спорах – прямое подтверждение душевной щедрости и широты, пример уважения к почтенному опыту ветерана, к новому успеху собрата.

Нельзя быть всеядным ни в жизни, ни в поэзии, но и современный борец-одиночка вряд ли кому нужен со своими жалкими атрибутами познания и вкусовщины:

Когда с собою не ужился,

Ты не спеши на боковую

А приходи на Беговую

Ко мне —

Я тоже не ложился

Столица!.. Все в ней невчерашнее,

Все очертания летучи

В огнях Останкинская башня

Проходит, не спеша, сквозь тучи.

Глазам близка ее далекость,

Ушам слышна ее неслышность.

Легка на высоте нелегкость.

Подвижна в небе неподвижность.

Очень тонко Дмитрий Ковалев дает понять невидимому другу о сложности, переменчивости судьбы, обстоятельств и удач, но сквозь зыбкость и подвижность мира поэт верит в надежное завтрашнее утро, в нужный час призвания. Поэт пытается как бы успокоить собеседника неопровержимыми доказательствами:

Но мира нет, хоть враг повергнут.

Хоть нет сирен, тревога будит

И лампы на заре померкнут,

И на земле тишайше будет.

Тревога поэта – его честность и желание не отдалиться от родного народа, не забыть его горестей, не остаться в стороне от его радостей. Поэт в народе – лист на ветке дерева: дерево гудит – лист трепещет.

Если внимательно присмотреться к музе Дмитрия Ковалева, то несложно заметить ее застенчивость, ее извечную русскую стыдливость – качество, коим отличается неиспорченная душа, о чем так метко и коротко сказал сам поэт:

Как медленно плывут колосья волнами

Не наглядишься – хоть до ночи стой.

Как низко-низко

Кланяются полные

Как высоко заносится пустой.

Застенчивость Дмитрия Ковалева – мука раздумий и утрат, застенчивость мудрого человека, осознание того, что за пределами достижимыми лежат они, другие пределы, вечные и бескрайние. Любовь и ненависть. Жизнь и смерть. Чужбина и Родина. Свет и тьма. Человек без муки совести – человек без прошлого. А человек без прошлого – существо довольно опасное. Это – ядерная течь, готовая взорваться в любое мгновение. Ему, этому человеку, не жаль потерять славу предков – ее нет; ему не жаль лишиться Отчизны – он ее не знает. Ему не жаль утратить язык – он не его, а лишь приобретенный предмет для пользования на сегодняшний день. Да и себя он жалеет не обычной жалостью человека, а какой-то синтетической смесью жалости, эрзацем жалости.