На этот раз пусть этого будет довольно, только еще поручаю вашей благосклонной памяти то прибавление с заметкой и цитатами из Шлецера и кого-то еще, что в прежнем письме послал. Этой заметки наскоро не могу найти у себя, но надеюсь, что вы ее не забросили.

Промедлением напечатания второй статьи моей рецензии я весьма доволен, так как я до сих пор не мог подготовить третьей. Помимо многочисленных размышлений, помимо образов, заранее возникших в моем воображении, я едва написал один лист; столько явилось затруднений в проверке, разысканиях, что никаким образом я не мог поспеть – так я занят работами по службе. Хотел было как-нибудь освободиться от них, чтобы закончить и забыть про эту рецензию, как явились непредвиденные затруднения, и вот опять они побуждают меня к более медленному и старательному продолжению работы над нею. Приходится затрагивать щекотливые вопросы! Постоянно опровергать мнения Карамзина. А увязнув, нужно продираться дальше.

Вероятно, г. Сенковский ожидает ответа на свое длинное письмо и еще бо́льшую книгу, но, однако, не скоро дождется. Пока же объявляю, что я никогда не слышал, чтобы Хвалынское море было Азовское; я всегда знал, что это Каспийское; во-вторых, никогда я не писал, что славяне пришли из Азии, разве тогда, когда вышли из Ноевого ковчега, что меня не касается. Я знаю славян оседлых на одном месте, носящих шаровары так, как носили в Персии и Ассирии, под названием сарабари, и играющих на бандуре, похожей на ту, какую под именем бандуры употребляли в Ассирии. Об этих любопытных вещах не нахожу у г. Сенковского. Но теперь не так делаются исследования о начале народов, есть совсем другие приемы, не те рецепты, которыми полна книга г. Сенковского и которые иначе должны быть понимаемы и ничего не могут свидетельствовать против истины и существования народа. Постараюсь сообщить г. Сенковскому мое исследование о начале славян; не найдет он в нем никакого хвастовства, но искреннее разыскание истины[199].

Взаимной нашей памяти доброжелательный слуга

Лелевель Иоахим.

21 апреля 1823 г.

Тадеуш Булгарин поздравляет вас, милостивый государь, с праздником и осмеливается напомнить обещание, что на Святой критика на Карамзина будет окончена. Как трава дождя, как жиды Мессии, так Булгарин ожидает критики. Этот же Тадеуш Булгарин посылает тысячи просьб, падает на колена и, возводя руки к небу, молит и просит о критике. Сжальтесь надо мною!

[15 ноября 1823 г.][200]

Имею честь вас уведомить, что продолжение критики Вашей принято с большим энтузиазмом, как и первая часть. Философские и научные замечания Ваши и глубокое изучение труда Карамзина доставили вам всеобщую известность. Не знаю, понравилось ли вам мое разделение критики, я делал так, как нужно для публики, которую я хорошо знаю.

Я не изменил ни одной Вашей мысли, не прибавил ни одной своей. Из писем я включил прибавления, как мог их понять, – это был ужасный труд, и мы с Сенковским едва могли отыскать надлежащие места. Цензура вычеркнула только «не стало Польши и Нарушевича» и еще пару фраз об участи Польши. Вы, вероятно, прочитали в обществе мои извинения, польская честь и наша исключительность дозволяют мне надеяться, что вы будете продолжать критику, которую, согласно желанию Вашему, обещал я дать своим читателям. После всего того, что я писал в своем журнале о Ваших трудах и направлении, надеюсь, что вы не захотите моей погибели, так как в случае недоставления критики я прекращаю издание журнала, но слава Ваша, честь и любовь к наукам утверждают меня в надежде скоро увидеть продолжение, которого ожидаю как жиды Мессии.