Вам преданный навсегда Ф. Булгарин.

17 февраля 1823. СПетерб[ург]

Я виноват перед вами; но у меня и сильное оправдание. Домашние заботы отца не давали времени думать о делах ученых. Бог послал мне в утешение к двухлетнему сыну еще дочь Людмилу[72]. Вчера она присоединена к Церкви, и теперь только могу отвечать на два приятнейшие ваши письма.

Из Шаховского выйдет две отдельные пиесы: первая будет содержать его записку о современных происшествиях и собственной службе; вторая о его сочинениях. Приготовляю ту и другую; но, поверите ли, что иногда одно слово заставляет рыться там и сям, справляться с библиотеками прежде, нежели откроется точный его смысл.

Мои письма об археологич[еских] исследованиях в Ряз[анской] губ[ернии] вы скоро получите и увидите, прав ли я пред г. Ходаковским. Я лично читал ему некоторые места, как человеку, который, по его собственным словам, сам еще учится, не зная, что выйдет из городищ, и которого никогда не могут оскорбить разноречия в мнениях. Не скрыл и того, что, может быть, отчет поместится в вашем «Архиве», – и с той поры друг к другу ни ногой![73] Так-то, почтеннейший Фаддей Венедиктович! Все ладно и дружно дотоле, пока слушаешь и молчишь. К чему ж все наши разыскания, когда при нынешнем свете исторической критики мы не можем подвинуть своих сведений ни на шаг вперед? – Еще недавно я противоречил мнению о церковном языке словенском, на котором мнении основывалась вся ученая слава[74]; усумнился, только слегка, в тализманах[75], и пошел дым коромыслом! Но пусть мои противники поставят меня под жестокую историческую и критическую батарею; назло им я, может быть, выйду невредимым. Неприятель тайный для меня опаснее! Любезнейший наш гость, Александр Александрович[76], пояснит вам последнее дело.

Пусть оно идет своим чередом, а у нас и без того много занятий. Я собираюсь описать вам мою поездку с канцлером из Москвы до Ржева Владимирова[77]. Она может быть приятною для ваших исторических читателей. Но нет! Нет! Лучше не обещать, а исполнить. Душа моя полна совершенными желаниями возможного блага вашему журналу, обещания невольно срываются.

Дай Бог окончить вам скорее к благополучию ваш процесс и с новым образованием «Архива» утешить нас новыми приношениями для отечественной Клио.

Простите[78], спешу в Патриаршую библиотеку с собратиями по литературе, в числе их наш гость г. Бестужев.

Ваш преданный навсегда[79]

Москва

26 февраля 1823

Спешу исполнить мое обещание, препровождая на сей раз две статьи: одну по желанию моего почтенного начальника[80], другую в доказательство того усердия, с которым я читаю ваш изящный «Архив»[81].

Вы очень одолжите Алексея Федоровича, если доставите несколько особых оттисков писем Ломоносова и Сумарокова вместе с образцами их почерка.

Молчание ваше меня удивляет. Нередко припоминаю собственные ваши слова: «Нам надобно поставить себя в такое положение, чтоб никакие сплетни не могли нас расстроить». Прощайте! Почта отходит.

Всегда вас почитающий, преданный слуга[82]

Москва

16 апреля 1823 г.

Начинаю приношением и изъявлением чувствительнейшей благодарности за присылку статей, а за сим предлагаю мое оправдание на ваш упрек в том, будто бы я не писал к вам. Во-первых, у меня обыкновение с ходу отвечать на все письма, писанные людьми почтенными и благосклонными ко мне. А как я нахожу в вас все качества ума и сердца, чтоб заслуживать мое истинное почтение, равно как и всех благонамеренных людей, также имея явные доказательства вашего ко мне благорасположения, я бы погрешил противу моей совести, если б не отвечал на ваше письмо. Крайне удивляюсь, что вы не получили моего письма, и приписываю той же самой причине, как и неполучение первых книжек «Северного архива», о чем вы ко мне писали. Ваш почтамт слишком, кажется, беззаботен. Пожалуйте, уведомите меня, получаете ли исправно «Север[ный] архив», чтоб я мог принять свои меры. Книжку вашу «Путешествие в Рязань»