Он совершил полный оборот на вращающемся табурете.

– Зато мы можем сообщить производителя, сорт, модель и все что хочешь относительно фломастера, которым он начертал любовное послание к тебе.

Он указал на экран. Пибоди зашипела, Ева поглубже засунула руки в карманы.

– Стойкий штрих, тонкий кончик, «Коммон Санфорд». Стандартный черный цвет. – Он потянул на себя один из ящиков письменного стола. – Типа вот этого. Такой валяется в миллионах ящиков и продается в миллионах лавок, как и долбаная проволока. Наши специалисты по крови согласны с Моррисом: все было так, как он говорит. Потерпевшая сидела, удавку накинули сзади, потом ее уложили. Это все, Даллас. Хочешь больше – дай материал для работы.

– Ладно. – Ева приказала себе расслабиться, разжала кулаки и вынула руки из карманов. – Я поняла.

– Я знал потерпевшую, – бросил Беренски как ни в чем не бывало.

– Ну-ка, ну-ка…

– По судам. Мы же вечно даем там показания. Я всегда восхищался ее внешностью – а кто нет? Но хочешь знать мое мнение? Она была той еще стервой. Я часто с ней спорил – и побеждал. Это потому, что я хорошо работаю, – объяснил он гордо. – Мы тут не зря протираем штаны, вкалываем не хуже тебя. Поклонников твоей потерпевшей ты среди нас не найдешь.

Ева огляделась. Сплошь лабораторные столы, колбы, стеклянные стены. Куча народу, большинство в белых халатах поверх уличной одежды. В их возню с инструментами, приборами и компьютерами она давно отказалась вникать.

– Она трахнула кого-нибудь из твоих ребят?

– Я не спрашиваю своих ребят, с кем они спят. Обычно.

– Я про суд. Случалось ей опровергать чьи-нибудь показания, перечеркивать чей-нибудь труд?

– Наверное, не без этого. Она была профессионалом, голова у нее работала отлично, язык тоже. Она все могла перевернуть с ног на голову, сама знаешь.

«Мне ли этого не знать!» – подумала Ева.

– Бывало так, чтобы из-за нее суд признал показания твоих подчиненных недостоверными или ложными? Кто-нибудь чувствовал себя опозоренным по ее милости? Кто-нибудь ей угрожал, считал ее своим личным врагом?

Он так оскалил зубы, что их не смогли скрыть его усы.

– Уж не ищешь ли ты преступника здесь?

– Где я только его не ищу! Ты здесь главный, вот и давай, смотри свои записи, ломай голову. Мне нужен список всех, у кого бывали с ней нелады. Слишком чистенькое убийство, Дикхед. – С ним бывало непросто иметь дело, но он заслуживал уважения за то, как отстаивал своих. – Кто лучше спецов по вещдокам разбирается в том, как оставить место преступления без малейших улик?

– Это ты брось!

– Мне это нравится не больше, чем тебе, но никуда не денешься, придется через это пройти.

Она удрала, не позволив ему спорить, и его ругательства безвредно отскочили от ее спины. Но на самом деле Ева не торопилась. Она знала некоторых лаборантов и техников по именам, а кое-кого из них даже в лицо. Хотя большинство оставались для нее неразличимыми лабораторными тенями.

Вдруг кто-то из них воображает свои отношения с ней более чем формальным контактом между копом и «ботаником», влюбленным в лабораторную колбу?

Когда Ева вернулась в отдел расследования убийств, ее ждало сообщение от Фини. Пришлось идти к электронщикам, к своему бывшему напарнику, теперь – капитану, возглавлявшему этот отдел.

Через стеклянную стену она увидела, что он работает один. На нем была мятая рубашка цвета жидкого кофе с короткими рукавами. Его физиономию верного бассет-хаунда венчала рыжая некогда шевелюра, проигрывавшая бой седине.

Увидев ее, он кивнул, не думая изображать гостеприимство.

– Ну и головоломку ты нам подбросила!

– Разве ты не соскучился по сложному делу так же, как я? То-то я никак не могла найти подходящего слова. Спасибо! Именно «головоломка».