Глава 10

Чем тогда всё закончилось, Степан вспомнил только сейчас. Матушка Смерть посидела рядом, посмотрела в глаза Степану, а он, как всегда, оторвался от её взгляда лишь потому, что улетел куда-то далеко и до сих пор не может понять, где он был. Он видел чистилище, ножи мясорубки, лохмотья, рубленые тела, мясо, воду. Но не пил её, а видел потом что-то тёмное, затем что-то светлое – и небо, сине-чёрное небо. А он летел, летел быстро, скорее, молниеносно.

Резкий ветер дул ему в лицо, и дождь, холодный крупный дождь, всё лил и лил на лицо и тело Степана. Он долго лежал с открытым ртом, открытыми глазами и смотрел в небо, даже капли дождя не мешали ему видеть небо. Синее – чёрное – синее небо, то, которое он только что проскользнул. Он так давно не видел небо.

Степан перевернулся и начал сухим языком, совсем непослушным и жёстким, лизать воду, ту, что, казалась рекой, текущей с небес. Он пил и пил её, ему казалось, что он так мог бы лежать вечность, лежать и лизать асфальт, и это было самым великим наслаждением, которое могло быть у человека. Если б не услышал сильный и пронзительный голос Клюшки:

– Ты что валяешься!!! Вставай. Вставай и пошли, наши там под крышей сидят, ждут, пока эта зараза перестанет лить. Все коробки намочила, спать нам сегодня придётся, по-моему, опять в «бассейнах».

Однажды был сильный дождь, который лил всю неделю подряд, намочил всё и оставил большие лужи. Когда он наконец закончился, кто-то из их семейки, что был поживей, сказал:

– Вот благодать, у нас теперь и бассейны есть – рай, а не жизнь, – и стал омывать своё лицо в ближайшей луже. Все внимательно слушали и почему-то поверили в это. К нему как-то сразу приклеилось это прозвище, и с тех пор его стали звать Бассейном. Потом он так всегда называл лужи после очередного дождя, и все остальные с тех пор лужи звали бассейнами.

Когда у них были удачные дни, они могли пить и есть во время дождя. Когда город был полупустым, они устраивали вечеринки, прыгая в своих бассейнах, танцуя и крича, называя это пением.

Клюшка подхватила Степана под руки, не спрашивая, хочет он вставать или нет, и с силой повлекла за собой. Где Клюшка брала силы – никто не знал, но она всегда приходила на помощь ко всем, кто не мог встать. Она как-то находила их и поднимала, перетаскивая в своё логово. В её логове было много бумаги, стены, стол. Ночами грел костёр, и всегда были вода, пища и спиртное. Там была жизнь, рай для бомжей. Проще – Клюшкин дом. И все сходились к ней на огонь, принося с собой кусок сала, кусок колбасы, кусок хлеба… не важно… несли то, что могли принести.

Клюшка была крепкой коренастой женщиной. Вечерами она садилась у костра и начинала рассказывать о своей безумной страстной любви с арабским послом, после которой она и осталась, вся в слезах, посреди улицы, не имея ни денег, ни документов, ни средств на жизнь. Боль предательства была настолько сильной и нестерпимой, что она не смогла справиться с ней без стакана крепкой водки. Потом ещё одного, за ним – ещё и ещё. Через какое-то время она уже не помнила и не понимала: пьёт она затем, чтоб не болела душа, – или душа болит, если она не пьёт.

В один из дней, кода сил совсем не было, она упала, потеряв сознание. Очнулась оттого, что кто-то её поднял, а затем потащил волоком. Это было как в бреду, но она вдруг услышала разговоры и почувствовала тепло. Тепло шло от огня – рядом горел костёр. Кто-то сунул ей стакан под нос и сказал:

– На, пей!

Клюшка выпила и хотела что-то сказать, но её оборвали:

– Молчи, потом расскажешь.

Вот тогда она отошла и, сев у костра, начала рассказывать свою историю. Так изо дня в день, сидя у костра, когда ночь входит в свои владения, она рассказывает и рассказывает о своей красивой счастливой жизни, где были лимузины, цветы и шампанское – и она, рыжая бестия с огненной гривой волос, с необузданным нравом и горящими, как звёзды, глазами. Никто не смог обуздать Клюшку, но предать и обмануть смогли. Брошенную Клюшку обуздала, но не сломала судьба.