Но теперь персам пришлось иметь дело не только с пустынными арабами, никогда не видевшими слонов, но и с сирийскими воинами, многим из которых довелось послужить в византийской армии и досконально изучить науку обращения со слонами. Они стали пугать и раздражать громадных тварей уколами стрел и копий, сирийцы даже отважились напасть на них пешими с копьями и мечами, метя в глаза и хоботы. Слоны – обоюдоострое оружие; в паническом бегстве они понеслись по шеренгам персов, сметая все на своем пути; в оставленные ими разрывы Ка'ка бросает свои отряды.
Но персы не сдались сразу. Рустам покинул официальное место на троне, чтобы сесть на коня и лично повести в новое наступление свои шеренги. Персы были отброшены к широкому каналу, где битва продолжалась и с наступлением темноты, ибо арабы, уже уверенные в победе, продолжали наступать малыми группами то в одном, то в другом месте. Битва во мраке получила название «Ночи лязга» или «Ночи бреда», «потому что все хватали друг друга за бороду». Наверное, под непроницаемым покровом темноты разыгралась беспорядочная рукопашная, в которой достоинства персидского вооружения оказались бесполезны, и сарацины получили преимущества.
С рассветом началась песчаная буря, песок летел в лица персов. Рустам укрылся от нее среди верблюдов вещевого обоза; с одного верблюда на него упал мешок с деньгами и поранил спину; Рустам нырнул в канал, надеясь спастись вплавь. В этот миг появился араб по имени Хиллал ибн Алкама. Он за ногу вытащил персидского военачальника из канала и отрезал ему голову, потом подбежал к трону, который к тому времени уже был в руках мусульман, и взобрался на него с криком: «Во имя Господа я убил Рустама!»
Это был последний удар; остатки персидской армии обуял панический страх. Но им некуда было бежать; сотни персов в тяжелом вооружении утонули в канале, тысячи полегли с перерезанным горлом вдоль его берегов на открытой местности, где арабы не имели желания щадить жизни сдавшихся на милость победителя.
V
Добыча превзошла все ожидания, поскольку каждый персидский воин брал с собой все ценности, которые мог увезти, и армия Рустама везла немалую казну. Когда до Медины начали доходить известия о трофеях, а затем сами трофеи, которые можно было пощупать руками, Омар и его советники решили, что все-таки стоит заняться Персией. Са'ада, чья армия отдыхала после победы, отправили на обустройство военной колонии в Куфе, недалеко от места битвы, для дальнейшего продвижения.
Хира сдалась почти без боя; когда мусульмане продвинулись в глубь страны между Тигром и Евфратом, оказалось, что местные условия очень похожи на Сирию – население из арамейских крестьян, находившихся под экономическим и религиозным гнетом владык-ариан и обрадовавшихся вторжению родственного народа. Завоевателям удалось занять Ирак без особого сопротивления; затем они продолжали наступление в сторону Тигра. Когда Иездигерд предложил провести новую границу вдоль русла реки и получил отказ, он перенес столицу из Ктесифона и удалился в горы.
Второй персидской империи пришел конец. Потерянный трон главнокомандующего можно заменить, но нельзя возродить священный символ Дирайш-и-Кавьяни, отправленный в Медину и там разрезанный на куски. С его утратой национальному духу персов был нанесен удар не менее сокрушительный, чем уничтожением Ираклием великого огненного храма. Невозможно было найти замену воинам, погибшим при Кадисии в огромном количестве. Эту потерю, как и утрату священного символа, нужно прибавить к тем, что Персия понесла в войне с Византией и последовавших за ней общественных беспорядках. Высшее сословие было еще более ослаблено, чем английская знать после Войны Алой и Белой розы, а в государстве не существовало класса, подобного свободным фермерам, из которого могла бы вырасти новая элита.