– Да, ваше величество, – подтвердил Нессельроде.

– Однако прошло уже более двух месяцев, а я не припоминаю, чтобы подписывал Указ о его назначении.

Нессельроде слегка побледнел и на его лбу появились мелкие капли пота.

– Ваше величество, – вступил в разговор князь Долгоруков. – Я прошу прощения, но Бебутов Василий Осипович сразу же после отъезда из Петербурга на Кавказ заболел лихорадкою и, возложенные на его вашим величеством обязанности, все это время выполнял начальник штаба Кавказского корпуса генерал-адъютант Александр Иванович Барятинский.

Нессельроде ожидал неминуемого гнева государя, однако тот отнесся к словам князя Долгорукова спокойно.

– Надеюсь, Бебутов уже здоров? – уточнил государь, снова обращаясь к Нессельроде.

– Да, ваше величество, – все так же торопливо ответил тот. И добавил: – Проект о его назначении уже находится в вашей канцелярии. Если вы соизволите, завтра вам подадут их на подпись…

– Почему завтра? Прикажите принести сегодня, – сказал Николай I. – Время не терпит. И ещё, – государь слегка задумался, потом продолжил: – Насколько мне известно, состояние здоровья самого князя Воронцова желает быть лучшим и ему, по всей видимости, не под силу станет в полной мере командовать войсками, поэтому я предлагаю оставить за князем Воронцовым, как моим наместником и человеком, знающим все тонкости взаимоотношений среди кавказских племен, общее руководство на Кавказе. А князю Бебутову поручить командование действующими войсками на протяжении всей нашей граници с Турцией.

Нессельроде слегка кивнул головой. Он уже понял: гроза над ним пронеслась, а несостоявшийся Указ государя о назначениях князя Бебутова надо полностью переделывать.

– Князь Воронцов не так давно писал мне, – продолжил тем временем Николай I, – что население Кавказа относится к нам по-разному. Живущие в приграничной полосе армяне, по его мнению, будут на нашей стороне. Турки гнетут их безбожно и лишают всяческих прав. Их спасение зависит от нас. Что касается татар – Воронцов утверждает, что они до сих пор помнят Ермолова и Паскевича, и будут бояться выступать против нас. Пишет и о духоборцах. Какими бы они не были, однако к православной вере они ближе, чем мусульманской. Надо исключить всяческие притеснения их со стороны наших властей. Курдские же племена испокон веков жили разбоем и, навряд ли добровольно пойдут к кому-либо на службу. Теперь, что касается возможных военных действий. Надо полагать, они уже начались, – Николай I поочередно посмотрел сначала на Нессельроде, затем на Долгорукова. – Но мне до сих пор толком никто не доложил, каким образом турки захватили наш пост Святого Николая и что там произошло.

Упрек явно относился к князю Долгорукову.

– Ваше величество, я могу доложить, – сказал князь Долгоруков, вставая с места.

– Ну, извольте, Василий Андреевич, – усмехнулся государь…

– Ваше величество, все произошло внезапно. В ночь с 15 на 16 октября турецкий отряд численностью до пяти тысяч человек атаковал наш пост, который был предназначен к ликвидации и охранялся двумя неполными ротами Черноморского линейного батальона и полусотней казаков с милицией. Командовал постом капитан Щербаков…

– Я это знаю, – помрачнев, сказал государь.

– У капитана Щербакова был приказ охранять пост до вывоза из складов продовольственных запасов. Но так как провиант не был вывезен, охрана продолжалась. В ходе боя весь гарнизон был перебит, склады сожжены. Умирающих и раненых турки добивали самыми зверскими способами. Иероманаху Серафиму, который правил службой на посту, отрезали голову…

Николай I сокрушенно вздохнул, однако не проронил ни слова. Так прошло несколько минут. Наконец, он тихо заговорил: