– Я об этом думал, – мрачно отозвался Николай I. И тут же спросил: – Вы хотите меня убедить отказаться от морской экспедиции?

– Ваше величество, я хочу, чтобы вы приняли решение, которое бы обеспечило России успех и сулило надежду православным народам не быть отомщенными со стороны турок, – ответил князь Долгоруков.

Слова князя Долгорукова заставили Николая I задуматься. До этой минуты он не допускал даже мысли о неудачном исходе дела и последствиях для православных подданных султана. Он вдруг понял: проигранная война станет и для него смерти подобна. Это осознанное понятие было так глубоко и остро, что Николай I даже испугался.

«Господи! – подумал он, – я же, как азартный игрок закладываю душу в надежде одержать верх над своими недругами во имя спасения веры моих предков… Помоги мне в святом деле. Иначе, зачем мне тогда жить…»

По всей видимости, душевное состояние государя так явно отразилось на его лице, что князь Долгоруков с тревогой спросил:

– Ваше величество, что с вами?.. Может пригласить доктора?

Николай I, словно очнувшись, рассеянно посмотрел на князя Долгорукова.

– Голова разболелась так, словно горячим свинцом залили.

…К концу дня в покои государя вошла императрица Александра Федоровна. Николай Павлович лежал в постели на высоко поднятых подушках. Так ему было легче. Перехватив тревожный взгляд супруга, Александра Федоровна успокаивающе улыбнулась.

– Ничего страшного, дорогой, – сказала она, – оба доктора и Соколов, и Арендт говорят, что это у тебя от переутомления и, возможно, последствия падения с коляски… День, другой полежишь, и все пройдет…

– Дай бог, – вяло отозвался Николай Павлович. – Ибо отлеживаться сейчас некогда. – Он взял императрицу за мягкую и теплую руку, придержал в своих ладонях и вдруг произнес: – Ты прости меня…

– За что? – полушепотом спросила Александра Федоровна.

– За все…

И на глазах Николая Павловича блеснули искренние скупые слезы.

– Бог с тобой! – переполошилась Александра Федоровна.– Ты что удумал?.. Нет, дорогой! – решительно заявила она. – Постель тебе явно во вред идёт. Давай-ка вместе поужинаем…

– Не могу, – попытался отказаться Николай Павлович, стыдясь проявления своей слабости.

– Я прикажу подать ужин сюда, – сказала Александра Федоровна и, не дожидаясь согласия государя, прошла, приоткрыла дверь и распорядилась подать им ужин в покои. Потом вернулась и добавила. – И ночевать, сударь, сегодня будете со мной в одной постели.

…Приступ такой боли, который перенес Николай Павлович, был первый. До этого у него временами болела голова, и он не раз жаловался на отечность в ногах, однако такого с ним еще не случалось.

Только по истечению недели доктор Арендт разрешил ему заниматься делами.

К этому времени Николай Павлович много передумал и всё больше склонялся к мысли, что занятия Дунайских княжеств 4-м корпусом будет вполне достаточно, чтобы наказать турок за их вероломство и заставить пойти на уступки.

Неприятно беспокоила только одна мысль – как отреагируют на это европейские державы?

…28 мая Николай I получил письмо из Варшавы от фельдмаршала князя Паскевича, в котором тот сообщал, что европейские страны все более сочувствуют Турции и это должно заставить отказаться от решительных мер против Оттоманской Порты, а ограничиться только занятием Дунайских княжеств.

«…Заняв княжества, – писал фельдмаршал, – мы не начинаем войны, а между тем можем выиграть время, что для нас полезнее в двух отношениях: во-первых, ныне державы Европы, если не все, то, по крайней мере, многие против нас, а другие не за нас. Невероятно, однако же, чтобы хотя к будущему году не встретилось каких-либо поводов к несогласию между европейскими державами, что должно обратиться в нашу пользу, во-вторых, за это время мы можем как следует приготовиться к войне и избегнуть тех непредвиденных препятствий, которые, как показывает история всех наших войн с Турцией, всегда замедляли наши успехи, или были причиною огромных потерь, то большей частью были обязаны оплошностям самих турок…»