Такое откровение графа Титова настолько удивило князя Меньшикова, что он даже немного растерялся. О делах графа Нессельроде он кое-что знал. Ак с подачи Нессельроде при подписании Лондонского договора в 1832 году, государь дал согласие на то, чтобы на греческий престол взошел пятнадцатилетний баварский принц Оттон. Греки были возмущены, подняли восстание и баварский принц бежал из Греции. Подобная история произошла, когда египетский паша Магмет Али восстал против султаната. Граф Нессельроде и на этот раз уговорил государя стать на защиту султаната. Внимательно выслушав Титова, князь Меньшиков поблагодарил его за доверительный разговор и уже прощаясь, спросил:

– Как насчет государева письма?

– Наш канцлер пообещал в конце недели передать письмо мне или прямо вам в руки, – ответил граф Титов. И добавил: – Карл Васильевич любит повторять русскую народную притчу, только на австрийский манер. И звучит она так: самому мириться – не годится, а посла звать – вдруг люди будут знать…

5

Январь был на исходе, а князь Меньшиков по-прежнему еще находился в Аничковом дворце. Время от времени курьеры привозили ему одни бумаги, забирали другие, и ему уже начинало казаться, что государь переменил свое решение посылать его в Константинополь.

Однако в последний день месяца приехал граф Титов с письмом государя султану. На этот раз он выглядел уверенным и даже слегка самодовольным.

– Вот, Александр Сергеевич, – сказал Титов, торжественно передавая Меньшикову пакет. – Здесь письмо и проект нашей конвенции. И еще, Нессельроде как глава правительства передал инструкции, которые надлежит вам изучить вместе с письмом, – добавил он.

Князь Меньшиков пригласил Титова присесть и тут же поинтересовался:

– Я могу в вашем присутствии ознакомиться с конвенцией?

– Конечно, Александр Сергеевич. Для того я вам и привез эти документы.

Меньшиков достал из пакета текст конвенции. Она была написана на двух листах на французском языке. И состояла из шести статей.

В первой напоминалось турецким властям о необходимости неукословного соблюдения ими дарованных преимуществ и льгот греко-российской вере, приводились факты притеснения властями Турции христианского населения Молдавии, Валахии и Сербии. В остальных пяти статьях содержались требования признать патриаршескую деятельность митрополитов и епископов Константинопольских, Антиохийских, Александровских и Иерусалимских, и не чинить им препятствий. А так же выражалась просьба назначить в Иерусалиме или в его окрестностях место для строительства православной церкви и странноприимного дома для больных и неимущих паломников.

В конце конвенции князь Меньшиков нашел то, что должно было стать главным в его переговорах: требование о соблюдении исторического права патриаршей Иерусалимской церкви владеть Святыми местами, предоставленными православному духовенству издревле.

Дочитав текст конвенции до конца, князь Меньшиков отложил её в сторону.

– Ну что ж… Мне все ясно. Письмо государя я читать не буду. Однако полагаю, это не всё. Насколько я знаю, мне придется столкнуться с сопротивлением не только со стороны турецкого министра иностранных дел Фуада-Эфенди, но и тех, кто представляет интересы Парижа и Лондона в султанате. Я правильно понимаю это? – уточнил князь Меньшиков.

– Я рад, что вы об этом заговорили сами, – оживился граф Титов. – Давайте обсудим и это. Граф Нессельроде рекомендует вести себя осмотрительно по отношению к позиции Парижа. Я придерживаюсь иного мнения. Людовик Наполеон хотя и признан нашим государем… – Титов замялся и, мгновенье подумав, продолжил, – ну… скажем не совсем…