Одновременно с окружением немецкое командование отдало приказ Гудериану быстро прорываться на восток, захватить Мценск и Болхов. Все пути на Москву были, по существу, открыты. И закрыть их было нечем.

Георгий Жуков прилетел из Ленинграда. Сталин поручил ему немедленно выехать на Западный и Резервный фронты: «Я не могу добиться от Западного и Резервного фронтов исчерпывающего доклада об истинном положении дел… Тщательно разберитесь в положении дел и позвоните мне оттуда в любое время… Смотрите, что Конев нам преподнес. Немцы через 3–4 дня могут подойти к Москве. Хуже всего то, что ни Конев, ни Буденный не знают, где их войска и что делает противник. Конева надо судить. Завтра я пошлю специальную комиссию во главе с Молотовым». И опять задал тот же вопрос, что и 5 октября: куда немцы бросят выведенные из-под Ленинграда танки и мотопехоту? Жуков опять сказал, что, очевидно, на московское направление. Посмотрев на карту Западного, Резервного и Брянского фронтов, Сталин сказал: «Кажется, они уже действуют на этом направлении».

В тот же день Жуков выехал в штаб Западного фронта и прибыл туда уже ночью. «В комнате командующего был полумрак, горели стеариновые свечи. За столом сидели Иван Конев, Василий Соколовский, Николай Булганин и Герман Маландин. Вид у всех был до предела уставший… Из беседы в штабе Западного фронта и анализа обстановки у меня создалось впечатление, что катастрофу в районе Вязьмы можно было бы предотвратить. Несмотря на превосходство врага в живой силе и технике, наши войска могли бы избежать окружения. Для этого необходимо было своевременно, более правильно определить направление главных ударов противника и сосредоточить против него основные силы и средства за счет пассивных участков. Этого сделано не было, и оборона наших фронтов не выдержала сосредоточенных ударов противника. Образовались зияющие бреши, которые закрыть было нечем, так как никаких резервов в руках командования не оставалось».

По мнению некоторых историков, именно в этот день в Кремле произошел следующий разговор. В кабинете были только Сталин и Берия. Оба считали, что Красная Армия терпит поражение. Настало время последовать ленинскому примеру, который в марте 1918 года, не видя иного выхода, подписал с Германией позорный мир, сказал Сталин. Обратившись к Берии, Сталин поручил ему найти пути заключения мира с Германией, пусть даже ценой прибалтийских республик, Белоруссии, Молдавии и части Украины. Берия через своих людей обратился к послу Болгарии Стотенову с просьбой быть посредником. Стотенов согласился, но все его попытки были отвергнуты немцами.

Одна из батарей БМ-13 («Катюша») под командованием капитана Ивана Флерова (Западный фронт) оказалась в окружении. Двигаясь на восток, батарея попала в засаду, большая часть личного состава батареи и Флеров погибли, расстреляв весь боезапас и взорвав установки.

Нарком обороны СССР Сталин издал приказ «О введении красноармейской книжки в военное время на фронте и в тылу». Красноармейские книжки для рядового и младшего командного состава существовали в Красной Армии, но в 1940 году почему-то были отменены. То, что этот приказ явно запоздал, и то, что реализация этого приказа в частях затянулась надолго, и обусловило плохую организацию учета потерь личного состава на начальном этапе войны, факты безответственного отношения к захоронению погибших.

Альфред Йодль подписал директиву Верховного главнокомандования, повторившую приказ Гитлера не принимать «капитуляции ни Ленинграда, а позднее – Москвы».

В утренней и вечерней сводке Совинформбюро – те же сообщения, что и в начале месяца: везде упорные бои с противником, правда, впервые – с добавлением: «особенно напряженные на Вяземском и Брянском направлениях».