– Да все он ест, хоть траву, хоть рыбу. Курочку-другую при случае проглотит, молочко любит, яблочки. Кашу варим, репу парим… Главное не перекормить, двигаться вволю-то он не может.
– Из-за крыла?
– Сейчас из-за крыла, только, будь все в порядке, пришлось бы либо крылья подрезать, либо на привязи держать, а это и собаке вредно. Разве что Филимон что-нибудь придумал бы. Эй, друже, что бы ты делал, если б у Малыша оба крыла в порядке были?
– Не знаю, – обаянник вернул свою свистульку на место и взял другую. – Да и зачем об этом думать? Он живет с одним плохим крылом, но не понимает этого. Он счастлив, только хочет свежей рыбы, а ее нет. Я попросил подождать и обещал молока.
Человеческую речь гирифтен вряд ли понимал, так что калечное крыло он расправил по чистой случайности. Медью блеснули поймавшие отблески заходящего солнца перья, легонько прошелестело…
«Тут я, на берегу за дальними возами, – малость не ко времени напомнил о себе Буланко. – На опушке три больших урода пасутся, в ручье мелкие плещутся. ЕЕ нет. Куда бежать?»
За излишнюю торопливость Алеша себя ругал частенько. Ругал, давал зарок впредь быть умнее и опять спешил. Ну вот зачем было звать Буланко прежде времени?! Теперь размечтавшийся жеребец, чего доброго, отправится искать единорожицу в одиночку, а волшебные кобылицы с чужаками ладят редко.
– Жди, сейчас подойдем, – шепнул в кулак Алеша, сдавленно, для прикрытия кашлянул и окликнул зверинщика. – Стемнеет скоро, а мне на единорожицу глянуть охота.
– На лугу она, – зверинщик все еще любовался своим гирифтеном, – никуда не денется. Сейчас мы с Филимоном тебе Огнегора нашего покажем, обезьяна лесного.
– Так и он никуда не денется, – отшутился Охотник, – на обратном пути и посмотрим.
– Не получится, – Филимон аж свистульку от губ отнял. – Спать я его после вечерней кормежки уложу, а то всю ночь колобродить будет.
– Ну, значит, до завтра отложим. Обезьян-то я в Великограде видал. У скоморохов.
– Мелких, поди?
– С кошку.
– А мой здоровенный, – Слобо никак не мог оторваться от своего гирифтена. – Ну скажи, красавец?
«Где вы там? Я жду, но тут плохо. Это отсюда свиньями пахло, я тебе говорил!»
– Конечно, красавец, – поспешно согласился со зверинщиком китежанин, – только мне жуть как охота единорожку поглядеть.
– Охота так охота, – Слобо казался слегка удивленным. – Пошли.
Солнце уже наполовину сползло за лесную кромку, но света еще хватало. Первым, кого увидел Алеша, был Буланко, замерший возле выбежавшей на середину луговины одинокой березы. Дальше темными стогами высились длинноногие горбатые верблюды, еще кто-то, явно не мелкий, развалился в траве, а возле ручья на валуне сидел парень в лохматом пастушьем плаще и возились не слишком большие, зато толстенные животины с огромными головами.
– Водяные свиньи, – немедленно объяснил Слобо. – Гляди, конь твой! Отвязался, что ли?
– Я его не привязываю никогда.
– У вас так заведено, что ли?
– У нас много чего заведено, – не стал вдаваться в подробности китежанин. – Эти свиньи, они где водятся?
– На Среднеморских островах, как и слониши. Дальше на юг, за морем, такие же живут, только большие. С ними ни один зверинщик не свяжется, уж больно злы и без болота своего долго не протянут, да и дорога… Вот слона я, Белобог поможет, добуду, это те же слониши, только каждый на дюжину коней потянет. Слон, если его обучить, сам пойдет, его даже нагрузить можно, а свиней водяных только везти, а где под эдакие туши повозку взять?..
«Спроси, где ОНА. Я к НЕЙ побегу, а ты свиней своих смотри, сколько хочешь».
– У тебя, Слобо, и так всего много, – говорить сразу с двоими, причем с одним еще и украдкой, то еще удовольствие! – Да и зачем большие, если есть мелкие такие же. На опушке, это ведь верблюды?