Впоследствии командир дивизии мотивировал свое решение несколько иначе, чем об этом сказано в ЖБД соединения:
«Приказ на отход дивизия не получила, но основания на отход, я считаю, были достаточными.
1. Части дивизии не успели занять оборонительного рубежа.
2. Средств борьбы с танками в дивизии к этому времени почти не было, так как артиллерия отстала в походе, зажигательных бутылок в дивизии не было.
Бороться с танками пришлось только связками гранат да бронебойными пулями. Это средство борьбы при условии, что бойцы не сидят в окопах и щелях, мало действенно.
Решение могло быть только одно: в целях сохранения живой силы увести ее в танконедоступные районы»[346].
Уйдя на восток, «в 20.00 в районе СПАС-ЗАУЛОК командир дивизии был встречен Командармом 30, который поставил ему задачу «двигаться по маршруту: СПАС-ЗАУЛОК, ЯМУГА, выйти за разгран. линии 30 армии и, перейдя к обороне на рубеже северная окраина ЯМУГА, выс. 144.5 прикрыть КЛИН с северного направления» [347].
Таким образом, действия командования 24‐й кавалерийской дивизии были в некоторой степени санкционированы. Однако это решение обернулось для командира и комиссара снятием с должности и военным трибуналом.
Уже через два дня по соединениям 30‐й армии был разослан приказ Западного фронта, начинавшийся словами: «Борьба на подступах к Москве вступила в решающую фазу». Отметив части, которые вели героическую борьбу, штаб фронта привел и другие примеры: «Однако, имели место факты нарушения отдельными командирами известного приказа о категорическом, под страхом немедленного расстрела, запрещении отхода с занимаемых позиций. Такой позорный факт допустили командиры и комиссары 17 и 24 кавалерийских дивизий». Поэтому командующий фронтом приказал: «Командиров и комиссаров 17 и 24 кавалерийских дивизий арестовать и предать суду. Командарму 30 провести это в жизнь»[348].
В отношении 24‐й кавалерийской дивизии это решение довольно быстро было приведено в действие. Командир и комиссар были немедленно сняты с должности, и им оставалось только томиться в ожидании суда. Новый начальник политотдела дивизии А. И. Премилов оставил воспоминания об этом эпизоде. Его рассказ в принципе подтверждает то, что нам известно из документов[349]. А вот до командования 17‐й добраться оказалось не так просто. Дивизия кочевала из окружения в окружение, и когда, наконец, оказалась выведена из боя, пыл исполнителей приказа несколько угас. Командир дивизии полковник Гайдуков составил объяснительную записку, где описал все мытарства своего соединения, начиная с первого боя против танков 7‐й танковой дивизии немцев. Его объяснения признали удовлетворительными, и обвинение было снято[350]. К сожалению, его описание боев 19 ноября больше эмоционально, чем информативно:
«Подразделения 120 МСП оставили Глухово, Степанцево, Дурасово и начали откатываться на линию обороны дивизии. Дивизия, оказавшись в единственном числе лицом к лицу с превосходящим противником, несколько раз принимала на себя удар и под натиском танковой атаки, цепляясь за рубежи, начала отходить на второй рубеж – Китенево. В ожесточенных боях прошел весь день. Танки противника несколько раз прорывались через линию обороны к командному пункту, но дивизия продолжала стойко выполнять поставленную задачу. Не имея связи с армией (рация РСБ в первом бою уничтожена), получив данные от 13 КП, что он под натиском танков и пехоты противника отходит на Кузьминское – Китенево. В результате обхода противником правого фланга обороны в районе Воздвиженское, Александровка, Комлево, дивизия попала в трудное положение окружения. Оставался единственный путь отхода через лес (без дорог) параллельно движению противника, оставаясь единственной дивизией без средств ПТО. Командир дивизии решил отвести дивизию на новый оборонительный рубеж, связаться с армией и получить новую задачу»