А южнее, у Ошейкино, решающее столкновение произошло позднее. «С прибывшим в 14.00 батальоном Шульца наступление снова было продолжено. Около 17.15 ч. Ошейкино было после ожесточенных уличных боев занято. Были уничтожены одно тяжелое, 2 легких орудия, захвачено 150 пленных. Батальон в 18.15 достиг Дор и встал там ежом» [60].

Появление немецких танков (упомянутый Шульц был командиром 1‐го танкового батальона 25‐го танкового полка), спасло немецкий 37‐й разведывательный батальон от полного разгрома. Сам он изначально бронетехники не имел и только к исходу дня получил два штурмовых орудия 3‐й батареи 210‐го дивизиона. По нашим меркам батальон потерял немного: было убито 19 человек, ранено 46 и пропало без вести двое. Но этот урон оставил тягостные воспоминания среди участников боя с немецкой стороны. В штабе батальона помнили Ошейкино и через две недели, уже будучи на Рогачевском шоссе. Возможно, одной из причин такой реакции было то, что значительные потери понес командный состав: убит один офицер и двое ранены. Но главное, о чем и сказано в донесении батальона[61], эти потери были самыми большими за весь период кампании.

Точной цифры потерь 17 кавалерийской дивизии названо не было. Спустя месяц командир дивизии в своем отчете написал: «Дивизия в этом бою (имеются действия за весь день 16 ноября – Прим. автора) потеряла 50 проц. людского состава, артиллерию, минометы и пулеметы двух полков»[62]. В книге В. Д. Соколовского сказано, что к концу дня в дивизии оставалось около 800 бойцов[63].

По данным базы Мособлмемориала, в братской могиле в Ошейкино похоронено 93 бойца 13‐го кавалерийского полка, 42 человека из 91‐го и 64 из 128‐го. Всего 200 человек. Если оценить число раненых в 600 человек (приняв «стандартное» соотношение к числу убитых как 3 к 1) и прибавить то количество пленных, которое назвал противник, получим урон дивизии примерно в одну тысячу человек. Это примерно треть боевого состава. Не исключено, что Гайдуков несколько увеличил потери, чтобы показать, что в дальнейшем дивизия воевала в более ослабленном составе, чем это имело место в действительности. Ведь во время написания этого отчета стоял вопрос об его аресте и придании суду.

К такому выводу подталкивают и метаморфозы, которые по мере удаления во времени претерпели потери, нанесенные противнику. В итоговом донесении в конце дня 16 ноября сказано: «В результате боя части дивизии понесли значительные потери в людском, конском составе и материальной части, результаты боя уточняются. Потери пр‐ка: танков 5, бронемашин 4, убито и ранено до 500 человек»[64]. В упомянутом отчете названы уже другие цифры: «Противник потерял до 80 ручных и станковых пулеметов, подбито 8 танков, 3 бронемашины, убито и ранено около 1500 солдат и офицеров» [65].

О том, что немцы имели потери в бронетехнике, можно судить по тому, что в 25‐м танковом полку в этот день был убит один унтер-офицер и шесть рядовых. Были ранены четыре офицера, три унтер-офицера и восемь рядовых[66]. Кроме того противотанковой пушкой было подбито штурмовое орудие в 3‐й батарее 210‐го дивизиона. Батарея потеряла двоих рядовых убитыми. Был ранен один офицер, три унтер-офицера и двое рядовых[67].

Характерно, что по мере удаления по времени от описываемых событий в отчетных документах существенно возросло и число немецких танков, принявших участие в бою: «На 1‐й эшелон из Лотошино противник выбросил 120 танков и до полка пехоты, которые начали расстреливать и давить боевые порядки 1‐го эшелона. Очутившись без танковой поддержки, потеряв артиллерийские средства, без поддержки 2‐го эшелона 1‐й эшелон начал отход в исходное положение. Героически отбиваясь от танков и пехоты противника, в исходное положение вышли 150–200 человек во главе с командирами и комиссарами частей»