. Они начали изучать карты, пытаясь понять, что могло измениться. Конечно, у них не было четкой идеи, пока на следующий день не прошли два кратких совещания. Маккензи показалось, что новая операция, где задействовали более трех дивизий, выглядит по крайней мере более реалистичной, чем прежние планы.

Американские десантники, которым хватило боев в Нормандии, не страдали от цинизма, которым отличались солдаты из 1-й вдд. Они создавали себе образ «да гори оно огнем», и их версия была частью этого образа. Фрэнк Брэмбо из 82-й вдд вернулся в Ноттингем из Нормандии «с полным вещмешком немецких касок»[147] – продавать как сувениры. Но оказалось, что покупатели хотят не новенькие блестящие каски, а с дырками от пуль, и он расстрелял весь запас из трофейного вальтера, подняв цену с фунта до пяти. «Еще мы как могли утешали англичанок, девушек и жен, чьих парней и мужей унесло на Дальний Восток… Как темнело, искали местечко в парке для себя и подружек, и там знай под ноги смотри, а то наступишь на какую-нибудь сплетенную парочку»[148].

Потери в Нормандии были настолько велики, что в иных батальонах шестеро из десяти пришли из резерва. В 508-м парашютно-десантном полку уцелели 918 бойцов из 2055. Тренировки усилили, пытаясь подготовить новичков к бою, но издевки продолжались. Американские десантники утверждали, что, в отличие от англичан, бойцов 1-й вдд, они не расстраивались, когда отменяли операции. «В бою и ранить могут!»[149] и «Дайте Паттону победу!»[150] – кричали солдаты, когда задания отменяли в последний момент: стремительно наступавшая 3-я армия уже вошла в целевой район.

Когда операцию отменили, полегчало почти всем в 101-й вдд – но только не командиру. Генерал-майор Максвелл Тейлор был, что называется, «ретивый малый»[151]. Он твердил солдатам, «что глаз не сомкнет, пока не найдет им дельной миссии»[152]. А они предпочитали хвастать иными схватками: «Вот дадут 101-й увал[153], двинем в город, и, если военная полиция не свалит, им сам президент спасибо скажет…»[154] К счастью, 82-я вдд стояла на востоке Мидленда, а 101-я – на юге Англии: им нравилось взгревать друг дружку. Бойцы 82-й провоцировали солдат 101-й: тыкали пальцем в наплечный шеврон и в притворном ужасе вопили: «Орлы кричат: “Мама! Мама!”»[155].

Не все бойцы двух американских дивизий были одержимы женщинами, выпивкой, азартными играми и драками. Поэт Луис Симпсон из 327-го пехотно-планерного полка 101-й вдд размышлял о нравах англичан: «Англичане – великая нация, и они принимают все без драмы, которую так любят американцы. Любая девушка покажет вам фотоснимок семьи и скажет, так, мимоходом: все мои спились, а вот братик Джон, его в том году в Африке убили. Иногда это хладнокровие бросает в дрожь. По мне, так лучше, как мы, ценить жизнь всей душой»[156].


Польские десантники отличались от остальных как небо и земля. Они не походили на англичан, просто желавших примириться со страшной войной, называя бои «вечеринками». Им не нравились американцы, которые хотели закончить все быстро и отправиться домой. Поляки, изгнанники, сражались за выживание нации. Американский офицер, наблюдавший за ними на тренировках, назвал их «убийцами под шелком парашютов»[157]. Польский патриотизм и близко не походил на стыдливый британский: в поляках бились горячие сердца.

В те дни их соотечественники ужасно страдали в Варшавском восстании, не имевшем никаких шансов на победу. «Как поляки, мы знали, что должны умереть за безнадежное дело, – говорил капрал Воеводка, – но как солдаты мы хотели сражаться. Думали, так война кончится быстрей. Иные надеялись, что русских остановят до захвата Польши, и мы наивно молились о чудесах»