– Нельзя оставлять ребёнка одного, мало ли что может произойти. Разве не ты подняла по тревоге полгорода, потому что не могла найти сына? Ты же воспитателем работаешь, знаешь, на что маленькие дети способны.

– Аня, я всё понимаю, но иногда прихожу с работы домой, а дома такая тишина стоит, что хоть волком вой. Ты даже себе представить не можешь, как трудно быть одной. А от Алёны только и слышу: готовься к экзаменам! Да я свою учёбу уже ненавижу и жду не дождусь, когда же, наконец, диплом получу.

– Ладно, Аля, отвлеклись мы с тобой от темы. Мне надо домой бежать, а майор задерживается. Моя дочь хоть и не маленькая уже, скоро тринадцать, а всё равно не любит, когда я на работе задерживаюсь, да ещё в выходной день.

– Я тоже хочу домой, день прошёл впустую. И чего я Сергею позвонила? Сейчас бы уже давно была дома, – посетовала Аля.

– Тебе придётся дождаться Владимира Юрьевича.

– Ладно, ты иди домой, а я его в коридоре подожду.

– Извини, Аля, но майор просил не оставлять тебя одну, без присмотра, – Анна Николаевна нажала кнопку на столе, в кабинет вошёл милиционер.

– Встать, руки за спину! – приказал он Альке.

Аля встала, с вызовом посмотрела на милиционера, потом на Ермоленко.

– Я не привыкла держать руки за спиной, мне мама в детстве говорила, что это не культурно. А вам, Анна Николаевна, я больше ничего не скажу. Пусть Гришаков хоть лопнет от злости.

Аля вдруг схватила листок, лежащий перед Ермоленко, разорвала его и обрывки бросила ей на стол. Милиционер поднял руку, но голос Анны Николаевны остановил его.

– Саша, не надо, просто посади её в обезьянник.

– Хорошо, – буркнул Саша и посторонился, пропуская Алю.

Алька не шла, а летела по коридору, милиционер Саша с трудом поспевал за ней. Она ничего не видела на своём пути, пару раз наступила кому-то на ногу, кого-то толкнула. Появившуюся преграду на своем пути она даже не попыталась обойти, а постаралась пройти сквозь неё методом тарана. Заметив, что путь ей не освободили, Аля сделала шаг назад и с новой силой боднула препятствие.

– Ты что, решила устроить в наших коридорах бег с преградами? – засмеялось препятствие голосом Гришакова.

Однако Аля не остановилась, а снова сделала шаг назад и снова боднула майора головой. Владимир Юрьевич взял её за плечи и как следует тряхнул.

– Алевтина, приди в себя! Что с тобой? Белены объелась?

Аля не меньше минуты смотрела на майора, пытаясь понять, кто это посмел помешать ей занять своё место в обезьяннике. Поняв, кто это, бросилась на него с кулаками.

– Ты специально хочешь засадить меня в тюрьму! И всегда хотел! Ты не хочешь, чтобы я дружила с Ларисой! Ты считаешь, что это я убила бабку! Вы все меня ненавидите! Вы хотите отобрать у меня сына и отдать его Алёне! – кричала Аля, ни на кого не обращая внимания. Ей было всё равно, что о ней подумают любопытные люди, выглядывающие из своих кабинетов. Перед ней стоял мужчина, которого она считала своим другом, и который теперь хочет обвинить её в убийстве вредной старухи. А перед её глазами стоял Димка, который протягивал к ней руки и просил о помощи.

Внезапно что-то обожгло её щеку, потом другую, её голова мотнулась влево, затем вправо. Слёзы, застилавшие глаза, брызнули наружу, взгляд прояснился, Димка исчез, и Алька чётко увидела встревоженные глаза майора.

– Пришла в себя? – жестко спросил Гришаков.

– Володя… – дальше говорить она не могла, хоть ярость и злость на всех окружающих её прошли после пощечин майора, зато появилось отчаяние. Она уткнулась Владимиру Юрьевичу в грудь и зарыдала.

– Пойдём в кабинет, нечего мне здесь бесплатные представления устраивать, – пробурчал Гришаков. – Свободен, – сказал он милиционеру Саше, который стоял, вытаращив глаза, и не знал, как ему поступить.