Мы признали, что прав.

– Вот и прекрасно, – сказал Ральф Бингем. – Не будем терять времени. Ждем вас в Вудфилде.

Мяч красиво пролетел над деревьями и скрылся где-то неподалеку от семнадцатой лунки. Мы с Артуром спустились с холма для второго удара.

Так уж устроена душа человека – даже будь вы совершенно равнодушны к исходу состязания, все равно болеете за кого-то. В начале этой затеи я был совершенно беспристрастен. Какая мне разница, кто выиграет? Жаль, что оба не могут проиграть. Но события развивались так, что мои симпатии целиком перешли на сторону Джукса. Не скажу, что Артур мне нравился. Мне претили его манеры, лицо, цвет галстука. И все же было что-то в упрямстве, с которым он шел к цели, несмотря на трудности. Немногие сохранили бы хладнокровие, столкнувшись на старте с такой хитростью, но Артур не опустил рук. Несмотря на все недостатки, он оказался настоящим гольфистом. В угрюмом молчании, за двадцать семь ударов, он выбил мяч через раф к шоссе и оттуда начал нелегкое путешествие.

Стояло прекрасное утро. Я ехал на велосипеде, отечески приглядывая за Артуром. Пожалуй, первый раз в жизни мне удалось по-настоящему оценить изысканные строки Кольриджа:

И впрямь, все казалось таким таинственно прекрасным в прозрачном воздухе, даже пестрые бриджи Артура Джукса, которые я раньше терпеть не мог. Когда Артур наклонялся, чтобы выполнить очередной удар, солнце поблескивало на задней части его брюк, и была в этом какая-то радость и даже поэзия. В кустарнике вдоль дороги весело щебетали птицы, и от этакой благодати я тоже затянул было песню, но Артур раздраженно попросил меня умолкнуть. Он заявил, что вообще-то с удовольствием слушает, как другие подражают голосам домашних животных, но сейчас не время – я, мол, мешаю сосредоточиться. До Бэйсайда мы добрались молча, и вскоре подошли к отрезку дороги, ведущей к железнодорожной станции и спуску на Вудфилд.

Артур продвигался неплохо – удары были хоть и не очень длинные, зато прямые, а это куда важнее. После того как мы миновали Литтл-Хэдли, в нем взыграло честолюбие, и он решил ударить «медяшкой». Результат оказался катастрофическим: пятьдесят третий удар срезался, и мяч угодил в раф справа от дороги. Артуру пришлось потратить десять ударов нибликом, чтобы выбраться оттуда. Это происшествие научило его осторожности.

С тех пор он бил только паттером и без каких-либо затруднений прошел до самого Бэйсайда. Лишь раз мяч застрял на железнодорожном переезде на вершине холма.

У спуска, что ведет к главной улице Вудфилда, Артур остановился.

– Пожалуй, здесь снова можно попробовать «медяшкой», – сказал он. – Мяч лежит прекрасно.

– Благоразумно ли это?

Артур посмотрел вниз.

– Я подумал, что мог бы как следует попасть мячом в этого типа Бингема. Вон он стоит, прямо посреди фервея.

Я проследил за взглядом Артура. Так и есть, стоит, опершись о велосипед, курит сигарету. Даже на таком расстоянии видна его отвратительно самодовольная физиономия. И Руперт Бейли тут же, изнуренный, уселся на земле, прислонившись к двери вудфилдского гаража. Руперт всегда любил чистоту и опрятность, а прогулка по пересеченной местности явно не пошла ему на пользу. Казалось, что он соскребает с лица грязь. Позже выяснилось, что неподалеку от Бэйсайда Руперт свалился в канаву.

– Нет, – сказал, поразмыслив, Артур. – Осторожность прежде всего. Продолжу паттером.

Вскоре мы спустились с холма и встретились с соперником. Я не ошибся, говоря о самодовольной физиономии Ральфа Бингема. Он прямо-таки ухмылялся во весь рот.