– Я хочу получить деньги за эту работу. Потому что деньги для меня означают признание клиентом ценности моего труда.

– Сколько энергии я готова в это вложить?

– Две недели интенсивно и две-четыре недели в режиме обычной терапии.

– Какой минимальный результат меня устроит?

– Получить новый опыт, всё починить, но потратить больше сил, чем я планировала. Примерно на 20% больше будет ещё ок.

– Каковы наиболее вероятные риски?

– Цели клиента не совпадут с моими. Так бывает, что человек получает значительные вторичные выгоды от своего болезненного состояния, и по этой причине ему не очень хочется выздоравливать. Ну, то есть, надо, конечно, лечиться, к психологу ходить, но желательно не совсем вылечиться. Или не прямо сейчас. Потом когда-нибудь.

– Клиент перестанет приходить на сессии и работа над запросом не будет завершена. Между сессиями клиент может испытывать сильное сопротивление продолжать терапию. Поскольку в случае БАР мы точно не разрешим все актуальные травмы за одну-две, и даже за три-четыре терапевтических сессии, в перерывах клиент почти неизбежно будет «сползать» в детскую позицию, идентифицироваться с травмированными/выживающими структурами психики. В зависимости от его навыка идентификации со Взрослым и особенностей травматического материала, он может полностью утратить мотивацию продолжать терапию. Потому что в тот момент, когда нужно будет прийти на очередную сессию, ему психически может быть два года или пять месяцев, и ему страшно и больно, потому что мама его бросила.

– Работа над запросом будет дольше, чем я ожидала. Для психотического состояния характерно большое количество актуального травматического материала. Тяжёлые переживания, которые в неврозе в основном томятся под махинами психологических защит, в психозе актуализируются, всплывают на поверхность сознания. Боль, безысходность, страх, вина и другие тяжёлые чувства, которые человек на невротическом уровне функционирования проживает лишь иногда, когда «триггерит», на психотическом уровне затопляют его сознание волна за волной. Пока есть актуальные травматические, остро проживаемые чувства, сознание стремится с ними идентифицироваться и человеку крайне затруднительно сохранять устойчивую взрослую позицию. Когда мы в терапии бережно разрешаем весь актуальный травматический материал, человек естественным образом восстанавливает устойчивость и способность опираться на взрослую структуру своей личности. В моём опыте работы с БАР клиенту обычно достаточно 7—9 сессий, чтобы обрести эту устойчивость, и ещё несколько, чтобы хорошо закрепиться в ней. Кроме того, психотерапия БАР подразумевает терапию комплексной травмы, в результате которой сформировалась выживающая структура, провоцирующая фазы гипомании. Для выхода клиента в полную ремиссию необходимо разрешить первичный эпизод этой комплексной травмы – эпизод, когда соответствующее сценарное решение было принято впервые. В результате многократной ретравматизации этот эпизод может быть годами погребён под более поздними травматическими наслоениями. В этом случае клиенту может быть недостаточно одного курса интенсивной терапии, чтобы соприкоснуться с этим материалом и вынести его в терапию. Тогда для выхода в полную ремиссию ему понадобится два, или даже три, интенсивных курса терапии, с периодичностью в несколько месяцев. В моей практике так было с клиенткой, для которой наш интенсивный курс был первым опытом глубинной психотерапии. (См. «Кейс №2» во второй части книги.)

Теперь, когда я вполне осознаю свои цели, уровень ресурса, которым располагаю для этой работы, а также вероятные риски, мне важно понять, насколько мои цели и возможности соответствуют целям и возможностям клиента – моего партнёра в предстоящем проекте. От этого будет зависеть, соглашусь ли я сейчас работать с его запросом или предложу какой-нибудь другой формат сотрудничества. Поэтому прежде, чем принимать решение, я провожу первичную встречу с клиентом.