Как давно он не называл ее так… Этим нежным именем, которым наградил ее когда-то, во время их первого знакомства, не расслышав ее имя. Это стало их персональной шуткой, позднее – семейной фенечкой.

– А как же твоя Инна? – осведомилась саркастически законная супруга. – Ей разве не нужна квартира получше и покруче? Или она берет борзыми щенками?

Геннадий поморщился, вздохнул, подошел к панорамному окну и, заложив за спину руки, ответил:

– Нинка, знаю, что сволочь, но мы же любим друг друга…

Любим? Как ни была она зла на мужа в тот момент, от его слов сердце немедленно растаяло и злость последних недель, съедавшая изнутри, испарилась без следа.

Супруг повернулся и, улыбнувшись – так же, как улыбался всегда, и от чего она раньше сходила с ума, добавил:

– Так что давай устроим настоящий праздник! Пятьдесят лет раз в жизни бывает…

– Семь, двадцать девять или сто четырнадцать, собственно, тоже, – пробормотала Инна, однако в итоге позволила себя уговорить.

Потому что наивно посчитала, что, несмотря на все невзгоды и противоречия, на все душевные раны и отрицательные эмоции, у них есть шанс…

И только позднее поняла, что шанса изначально не было.

Истина открылась ей не сразу, хотя Инна была обескуражена тем, что супруг, ни с того ни с сего пойдя на сближение, не предпринимал новых попыток. Точнее, предпринимал, причем даже весьма активно, но вовсе не те, которые были бы уместны.

Он подослал к ней говорливых, всезнающих, вызывавших желание выкинуть их в окно (причем желательно с последнего этажа небоскреба), со всеми их многочисленными причиндалами, ивент-мейкеров, хеппенинг-планеров и юбилей-менеджеров.

Они просто сводили Инну с ума, кроме того, отвлекали от работы в издательстве журнала, заставляя переключаться на абсолютно ненужные и попросту смехотворные вещи.

Оттенок драпировки для столов. Сорта цветов для гирлянд. Цвета фарфоровой посуды для банкета. Музыкальные пристрастия ее самой и мужа.

Супруг держал руку на пульсе, исправно звонил и даже навещал Инну в офисе издательства, тараторил о пустяках, пил с ней кофе, болтал ногами, сиживая в ее кресле, был рядом, как никогда в последние годы, и в то же время невероятно далеко.

А потом от нее потребовалось подписать какие-то документы: точнее, Геннадий попросил подписать их, притащив самолично целый кейс бумаг.

Никаких референтов и тем более референток из юридического отдела при супруге не было.

Пролистав первые страницы, Инна, нахмурившись, сказала:

– Гм, не понимаю… Ты что, желаешь, чтобы я безвозмездно передала тебе пакет акций этого алюминиевого завода?

Муж, только что безмятежно попивавший кофе, подскочил из ее кресла как ужаленный и затараторил:

– Нинка, ну что значит – безвозмездно? Переверни страничку, там указано: по фиксированной цене в тысячу сто двенадцать рублей девяносто три копейки за акцию…

Инна, положив договор на полированную поверхность своего письменного стола, заявила:

– Это, Геныч, я и имею в виду под «безвозмездно». Мой пакет акций состоит из скольких именно?

Она пролистала документы, не нашла нужную цифру, нахмурилась, внимательно изучила четыре приложения и отыскала искомое число на предпоследней странице в самом низу.

Презентовав нужный параграф нахохлившемуся супругу, саркастически заметила:

– Вот сколько, не так ли? Конечно, не контрольный пакет, однако достаточный для блокировки решений. Помимо исторического у меня есть еще и экономическое образование, разве ты забыл, дорогой?

Супруг, швырнув чашку на стол, сказал:

– Ну, тогда умножь число своих акций на предлагаемую цену. Это же многие миллионы! Причем