По ночам меня мучил повторяющийся сон – кошмар, где я снова одна, в своём старом доме, живу своей старой жизнью. Я просыпалась с криками, мокрой от пота, столь ужасной виделась мне жизнь до встречи с моим возлюбленным.

Время шло. Однажды, после очередного ночного кошмара о скучном прозябании без любви и надежды, включив свет и окончательно проснувшись, я поняла, что нахожусь в своей постели одна. Холод пронзил моё сердце. Где мой любимый?! Почему я снова здесь?! Как такое возможно?!

Я окончательно проснулась. Прекрасный мир, наполненный счастьем и любовью, растаял, как мираж в пустыне. Мозг сыграл со мной злую шутку. Медленно и мучительно, жгучей лавой нестерпимой боли меня накрывало осознание, что повторяющийся кошмарный сон на самом деле и был моей реальностью, единственной жизнью, которую я знала.

Боль от утраты сказочного мира заполонила мой мир реальный, парализовала любые начинания, лишила последних сил. Чёрная полоса растянулась на годы. Смысл бытия окончательно стёрся, небрежно развеялся по ветру. Нестерпимо хотелось исчезнуть. Прекратить бессмысленное существование.

Я оборвала все связи, прекратила любое общение. Болото небытия затягивало меня всё глубже. Реальность тонула в забытьи. И вот теперь я здесь.

Доктор Зонман уверяет, что я могу всё вспомнить, если очень постараюсь. Но я уже сделала это однажды, что ни к чему хорошему не привело.

Очередная сессия с психотерапевтом. Она спрашивает, я отвечаю. Сегодня доктор Зонман хочет услышать подробности жизни из моего солнечного мира, как она его называет.

Мир вечного лета, залитых солнцем лугов, безмятежного счастья, знойной бесконечности. Мы с братом проводили каждое лето в деревне. Помню, как дедушка запрещал нам забираться на чердак. Поэтому проникнуть в запретный мир с запахом соломы и зерна было одной из главных спецопераций дня.

Забраться по деревянной лестнице, пока дедушка занят делами, и, в первую очередь осмотреть бесценные сокровища – несколько мешков с зерном у стены, старые инструменты для работы в саду. Затем, деловито изучив обстановку на улице сквозь маленькое окошко, начать весело носиться по чердаку.

Мы никак не могли понять откуда дедушка узнавал, где мы находимся, когда он грозно прогонял нас из нашего сумрачного логова. Это сейчас мне очевидно, что мы как стадо резвых жеребят топотали по потолку в доме, так что не услышать нас было невозможно.

Несмотря на все страшные угрозы наказания мы абсолютно не испытывали чувства страха. Дедушка был грозен только на словах. Не удивительно, что у меня нет ни одного негативного воспоминания из той жизни.

– Эволин, а можете рассказать мне о других приятных воспоминаниях, из других ваших жизней, – голос доктора Зонман не сразу возвращает меня в реальность, – Первое что придёт в голову.

Мой Златокаменный Город мгновенно предстаёт перед мысленным взором, но я не спешу о нём говорить. Приятные воспоминания переплетаются с болью потери. Они теперь нераздельны. Я стараюсь отвлечься, припомнить другие моменты, но доктор Зонман как будто-то читает мои мысли:

– Проговаривать свои чувства имеет хороший терапевтический эффект, Ева.

Нет! Не могу говорить об этом! Даже думать мучительно больно. Тот факт, что вы назвали меня именем, предназначенным для друзей и родных, никак вам не поможет. Нет уж доктор Зонман, поговорим о чём-нибудь другом.

– Я всегда очень любила первый снег, – как ни в чём ни бывало меняю тему разговора. – Просыпаешься утром, а за окном белым бело. В лёгком танце кружатся снежинки. Настроение сразу же великолепное несмотря ни на что. И зиму я очень люблю. Снежную. Морозную. Под ногами скрипит снежок…