Взялись за руки, пошли к реке. Закаменевшая глинистая тропинка неторопливо вилась по взгоркам, петлисто разрезая цветастую травяную некось. Мельтешили над травами бабочки, на рыжей тропинке суетились чёрные земляные муравьи. Заслышав шаги, с осины шумно вспорхнула стайка голубых лазоревок. В резной листве жилистого вяза тоненько пробовала свой голосок славка-черноголовка. Серёжка положил руку на Ларисино плечо, та доверчиво прижалась к его боку. Склонённое девичье лицо цвело тихой молчаливой улыбкой.

Они шли по редеющему утреннему лесу, радостно вдыхали запахи влажных трав и птичьих гнёзд и всем существом своим, каждой клеточкой тела были переполнены тем светлым пьянящим счастьем, какое даёт человеку только любовь…

Высокая железобетонная плотина, поднимающая уровень воды в реке у города, являлась единственным переходом в этом месте на ту сторону. Они взошли по крутым ступенькам на плотину и остановились у перил, заглядевшись на грозно ревущий водопад. Мощный поток переливался через бетонные загородки, бурлил в бучиле16 водоворотами и пеной, а метров через десять, успокоившись, тёк дальше спокойной неглубокой речкой.

На противоположной стороне река была совершенно другой: широким, вольным разливом она мягко и задумчиво покачивалась в низких берегах, плавным изгибом прижималась к городу, неся ему радость, а порой и горе.

Деревья то испуганно отступали далеко от реки, то бесстрашно забредали в воду, потеснив густые тальники. Яркими мухоморами пестрели вдали грибки городского пляжа.

Ветер здесь, наверху, был неласков, тоненько свистел в переплетеньях перил, срывал лепестки с черёмухового букета, лохматил волосы. Обласканный солнцем лес был сказочно красив, и было грустно и обидно расставаться с ним…

Откуда появилась эта резиновая лодка – они не заметили. Увидели лишь тогда, когда поток уже подхватил её и мальчишки в ней закричали от страха. Мальчишек было двое: один отчаянно работал коротенькими вёслами, другой, привстав, держал в руках удочки и истошно орал. Лодку несло всё убыстряющимся течением как пушинку. Тут уж бессильны были вёсла. Когда лодку втягивало под мост плотины, Серёжка увидел искаженные страхом лица подростков и крикнул:

– Удочки брось! У-удочки!

Перебежал к перилам другой стороны. Лодку трепало в водовороте. Мальчишек не было видно. Серёжка сбежал с плотины, скинул на ходу куртку, ботинки и бросился в воду. Его сразу же закрутило, завертело. Он понял, что по верху плыть – далеко не уплывёшь и нырнул, стараясь уйти поглубже. Когда вынырнул, вблизи мелькнуло бледное перекошенное лицо паренька. Серёжка изловчился, схватил его за ногу и потянул к берегу. Парень брыкал ногами, в глаза швыряло грязной пеной, забивало нос. Серёжка рассчитывал быстро выскочить со своей ношей к берегу, но грёб, грёб и чувствовал, что берег к нему не приближается, тогда он отдался течению, и это было правильно: бурливый поток ходко вынес его к спокойной воде, несколько сильных гребков – и он преодолел отбрасывающую назад круговерть, выволок парня на мелководье. Тот бессмысленно таращил глаза, с клокотаньем втягивал воздух. Лариса подняла мальчишку на ноги и повела на берег.

Серёжка, тяжело дыша, огляделся: лодку уже прибило к отмели, и она лениво покачивалась на тихой воде, другого паренька нигде не видно. Он стянул мокрый свитер вместе с майкой, сбросил брюки и шагнул в реку. Прошёл вдоль берега и, когда вода стала по грудь, набрал в лёгкие воздуха до отказа и нырнул в клокочущее бучило. Но сколько он ни таращил глаза – в бурливой мутной воде ничего не было видно. Он толкался в каждую неясную тень – руки загребали лишь пустоту.