Остановились мы на этой бывшей детской площадке по одной простой причине – ближе к дому невозможно было проехать, подъездная дорога была завалена кучами мусора, к тому же кое-где в проглядывающем асфальте виднелись большие проломы. Это были ливневые стоки, лишённые чугунных решеток. Единственным местом вблизи дома, где можно было пристроить нашу технику, являлась бывшая детская площадка – на ней остались только ржавая железная горка и качели. Все деревянные элементы выломали и растащили на дрова, включая коробку от песочницы.

Не успел я открыть дверь «Газели», как в ноздри ударил целый букет отвратительных запахов – воняло гниющими отходами, канализацией, гарью. Всё это и ранее ощущалось, при закрытых окнах и дверях, но концентрация была не та, а когда мы с Сергеем, закрыв кабины, направились в сторону нужного нам подъезда, стало ещё больше нарастать.

По пути пришлось перепрыгивать через провал в асфальте – оттуда дыхнула и вовсе непереносимая вонь. Оставшиеся в живых люди использовали эту клоаку для слива нечистот и отходов жизнедеятельности. Наверное, так же воняло и в прекрасном древнем Риме невдалеке от проходящей через город их Клоаки.

Даже вблизи эта пятиэтажка казалась повреждённой не особо сильно. Бросались в глаза только несколько продольных трещин, выбитые стёкла и оторванные водостоки – мелочь по нынешним временам. Стены и крыша не рухнули, значит, была надежда, что в этом доме теплилась жизнь. Идиотизм, конечно, что люди ютятся здесь, а не эвакуируются в сельскую местность, где стояло много более или менее целых пустых деревянных домов. Инертный мы всё-таки народ, лень поднять свою задницу и покинуть привычный клоповник: «Лучше буду нюхать дерьмо, замерзать и голодать, зато получу паёк, к тому же здесь вкалывать не надо, а в новом, незнакомом месте, ещё неизвестно как». Трудно придумать иную причину такой сильной привязанности к этим зловонным развалинам. По дороге в Ясногорск мы проезжали несколько деревень. Конечно, какое-то количество жителей там осталось, но в основном дома стояли пустые, некоторые и вовсе с заколоченными окнами. Определить нежилые дома было просто – трубы там не дымили.

Вскоре мы зашли в подъезд, здесь воняло ещё сильней, чем на улице, ко всему прочему примешивался сладковатый, мерзкий запах гниющей органики. Наверняка в квартирах на первом этаже лежали разлагающиеся трупы. А пахло так сильно, потому что дверей в эти квартиры не было, впрочем, так же как и косяков, – их просто вырвали с корнем.

Жуткое впечатление осталось у меня от подъёма на четвёртый этаж. Как можно жить в таких условиях, я не понимал – но люди жили. Первая обитаемая квартира была на втором этаже – по крайней мере в этой квартире сохранилась входная дверь, и она была закрыта. Кроме того, к этой двери была протоптана тропинка, заметно выделяющаяся на запыленной и замусоренной поверхности коридорного пола. На третьем этаже все квартиры были жилые, но в коридоре было не чище. Четвёртый этаж нас порадовал относительной чистотой. Хотя дверь в одну из квартир была выбита, но щепок, осколков штукатурки и других следов взлома не наблюдалось, как и пыли, проникающей из разбитых подъездных окон, по-видимому, здесь хоть как-то прибирались. Конечно, пыли и грязи, нанесённой обувью с улицы, хватало, но по сравнению с нижними этажами – небо и земля. Хотя следы, оставленные грязной обувью, нас порадовали – они вели как раз к той квартире, которая нам была нужна, а то я, если прямо сказать, после увиденного в этом подъезде, с его тошнотворным запахом, уже начал сомневаться, что мы застанем здесь в живых Василия и Настю.