Уже тогда пелагианство было характерно британской ересью, ибо Пелагий заново открыл свободу воли. Отбросив доктрину первородного греха, он предположил, что грех скорее вопрос выбора, чем неизбежного наследия Адама. Эта возмутительная теория привела в ужас церковные власти. Ведь если признать, что люди не испорчены с самого рождения, но способны достичь праведности и благодати благодаря собственным способностям и трудам, тогда к чему искупление Иисуса на кресте? Если человечеству нет нужды в Искупителе, то и в церкви тоже. Начетчики того времени не могли допустить таких подрывных идей. Возглавляемые Августином и Иеронимом, они не давали утихнуть дебатам, пока не добились осуждения пелагианства как ереси.

Еще при жизни Пелагия Римская империя, отзывая легионы из провинций в попытке защитить свое ядро от варваров, ушла из Британии. Страна оказалась предоставлена самой себе, беззащитна перед лицом вечно готовых к войне пиктов и скоттов, за которыми вскоре последовали англосаксы. При новых захватчиках мрачная пелена язычества вновь окутала бывшие романизированные поселения, хотя и не в более отдаленных северных и западных областях. Отброшенные новыми варварами, кельты отступили на окраины Британских островов, и там кельтское христианство уцелело. Из замечательного шотландского монастыря на севере той непроглядной эпохи выступает другая фигура – аббат Андамнан Ионский. Его связь с Палестиной возникла благодаря счастливой случайности: Андамнану выпало принимать у себя французского епископа Аркульфа, который, возвращаясь на корабле из девятимесячного паломничества в Святую землю, потерпел крушение у каменистого берега Шотландии приблизительно в 690 г. Шторм подарил Британии ее первую в бесконечной череде книгу путевых заметок о Палестине.

Без сомнения, предложив своему гостю согреться дымящейся шотландской овсянкой, столь презираемой Иеронимом, Андамнан, человек «исключительного знания Святого Писания», наверное, увлеченно слушал рассказ Аркульфа о святых местах. Можно только воображать себе две фигуры в монашеских клобуках посреди голого монастырского зала, пронизываемого морским ветром и каледонским туманом: путник рассказывает о далеких местах, о священных усыпальницах и реликвиях, а слушатель подстегивает его множеством вопросов. Андамнан записал этот рассказ на латыни, языке, общем для них обоих, и законченную книгу, озаглавленную «De Locis Sanctis»[12], преподнес королю Нортумбрии. Затем она попала в руки другого его великого современника, также нортумберлендца, Беды Достопочтенного, чьими усилиями ее ждало много более широкое хождение, чем позволяло предположить ее скромное происхождение. Беда сократил и переписал «О святых местах», включив ее – полностью воздав должное Аркульфу и Андамнану – в свод собственных исторических и церковных трудов и тем самым гарантировав сохранность книги. На протяжении Средних веков более сотни списков были сделаны со сжатой версии Беды и еще десяток с оригинала Андамнана. Число копий, дошедших до наших дней с эпохи мучительного рукописного копирования и редкости пергамента, доказывают, что книга являлась бестселлером своего времени.

Задав канву, от которой никогда не отходят далеко бесчисленные последователи, Аркульф посещает и описывает каждое значительное место из жизни Иисуса: Вифлеем, Назарет, Капернаум, Галилею, Иордан и каждую улицу, часовню и камень в Иерусалиме, каждую церковь, монастырь и странноприимный дом, возникший уже в христианскую эпоху. Он записывает поверье, согласно которому Иерусалим расположен в центре мироздания, что доказывает, по его словам, «возвышенная колонна посреди города, которая в середине дня в летнее солнцестояние не отбрасывает тени». Он пьет воду из колодца Иакова и ест акрид, которые, сваренные в масле, «весьма невкусная пища». Он видит последний отпечаток ноги Спасителя, сохраненный под Елеонской горой, которая «чудесным образом остается прежней, хотя землю с нее денно уносят с собой верующие». Он высчитывает точные размеры Гроба Господня, исходя из ширины своей ладони. Цвет мрамора, двенадцать светильников двенадцати апостолов, ниша, укрывшая чашу, губку и копье, использованные при распятии, – все до последней детали архитектуры и убранства каждого здания, все запомнено путником и записано жадным писцом.