Вокруг фигуры Иосифа Аримафейского постепенно аккумулируются различные национальные символы: в кругу их оказывается не только чаша Грааля, но и священный меч, давший Артуру право на королевскую власть. Изначально меч принадлежал царю Давиду, «самый чудесный, какой когда-либо был выкован», который был взят из Храма и вручен Соломону, а тот отправил его по морям на чудесном корабле, дабы он нашел того, кому назначен судьбой, чистого рыцаря, «который станет последним в моем роду»^>7. Разумеется, это Галаад, который благодаря алхимии легенды становится потомком и Соломона и Иосифа разом. Также он наследует чудесный белый щит с крестом из крови, который привез из Сирии Иосиф. В «Смерти Артура» Мэлори Иосиф на смертном одре завещает меч Галааду, который родится этак пять веков спустя и которого он тоже называет «последним из моего рода».

Меч Давида и корабль Соломона – более поздние добавления к легенде в версии, датируемой XV веком. За прошедшие века Артуру и его рыцарям придавалась все большая правдоподобность, и теперь они представали в хрониках как исторические фигуры, воины, сражавшиеся в битвах далекого прошлого против саксонских захватчиков. Возможно, неизбежно, что их стали ассоциировать с библейскими героями, воплощавшими царскую власть Израиля в пору ее расцвета. Или эта ассоциация – еще одна ниточка в плотном переплетенье, возводящем столь многие кельтские традиции к некоему источнику в Палестине?

В то же время у легенды появились и другие иудейские элементы. Например, Иосифа Аримафейского стали смешивать с его тезкой из Ветхого Завета – Иосифом, сыном Иакова. В пространнейшей восьмисотстраничной эпической поэме XV в., вышедшей из-под пера некоего Генри Лоунлича, Иосиф по прибытии в Британию обнаруживает, что ею правит «великий злодей-язычник», называемый герцог Гаанор, и что населена она «сарацинами и прочими многими язычниками». Это, по всей очевидности, средневековая версия фараона и египтян. Как и фараону, герцогу было видение, которое не смогли интерпретировать его «сарацинские» писцы, и для его истолкования он призвал Иосифа, причем герцог принимает его толкование как истинное. Затем, подобно Навуходоносору, чьей сон истолковывал Даниил, он заявляет, что готов поклоняться богу Иосифа, и тут же обращается в христианство.

Еще одним иудейским элементом является образ Короля-Рыбака, ключевой фигуры историй об Иосифе и Граале, который становится хранителем Грааля после смерти Иосифа и доживает до появления Галаада. В некоторых версиях Король-Рыбак появляется сперва под именем короля Эвалака, сирийского владыки, который странствовал с Иосифом по Востоку и стал его первым обращенным. Титул «Король-Рыбак» будто бы происходит от того, что Бог повелел ему поймать рыбу, которая станет питать его и Иосифа в пустыне^>8. Как Левиафан из иудейской традиции, который должен накормить праведных при приходе Мессии, и как Левиафан в Псалтыре, которого Господь дал, чтобы он «был мясом людям, населяющим пустыню»^>9, отведать этой рыбы могут только праведники. Сам Грааль в качестве дарующего жизнь талисмана, чье обнаружение возвращает голой земле плодородие, можно встретить в различных религиозных культах. Иногда это блюдо или чаша. Иногда, как в «Парцифале» Вольфрама фон Эшенбаха, священный камень, существующий с сотворения мира. В качестве камня историки связывали его с «драгоценным краеугольным камнем» Исайи, камнем в центре мира, камнем, который служил ложем Иакову и краеугольным камнем Храма Соломона. Кельтская традиция также присвоила этот мотив, поскольку считалось, что Скунский камень, на котором короновались английские монархи, был некогда частью ложа Иакова, привезенным в Ирландию в результате какой-то забытой миграции колена Иакова; после, уже из Ирландии, он был переправлен в Шотландию, откуда его выкрали английские завоеватели. Это тот самый камень, который наделал столько шума в 1951 г., когда шотландские националисты увезли его на родину в автомобиле.