– Уверена.

– Откуда ты это знаешь?

– Тоже от моей сестры.

Стив открыл рот, чтобы усомниться в достоверности ее информации. Потом ему пришло в голову, что даже под дулом пистолета он не смог бы вспомнить, сколько точно дел провернул. Но сто двенадцать звучит похоже. Поэтому он сказал:

– Последний вопрос. Что, если нужной тебе вещи там не окажется?

– Ты все равно получишь деньги. – Улыбнувшись, она наклонилась чуть ближе. – Возможно, плюс кое-какой бонус. – И с кокетливой улыбкой подняла бровь.

Стив обдумал и это. Прежде чем она сбросила на него бомбу со взломом, он надеялся, что их беседа может перейти во флирт. Но теперь…

– Давай не будем все усложнять, – сказал он. – Меня вполне устроят деньги. Когда ты хочешь все провернуть?

– Значит, ты согласен?

Ее ноги были сильными и загорелыми. Когда она двигалась, под кожей проступали мускулы.

– Да, – ответил он, в глубине души осознавая всю кошмарность этой затеи. – Похоже на то.

– В таком случае, прямо сейчас.

Одной из вещей, которые Стиву нравились в «Уорик-холле», была чистота. Полированное дерево, сияющая латунь, подпружиненные кожаные сиденья, так и приглашавшие усесться, достойный Эвклида узор из черно-белой плитки на полу.

Однако изысканная атмосфера рушилась, стоило лишь выйти за парадную дверь. Чтобы выбраться в современный мир, требовалось преодолеть несколько пролетов загвазданной бетонной лестницы. Лестничный колодец почернел от вековой грязи – в такие места приходят умирать бродячие кошки. В углах скопился мусор – окурки, пакеты от фастфуда, бутылка «Дэсани», в которую кто-то выплюнул жевательный табак. Вечер выдался прохладным, и воняло не очень сильно, но летом Стив задерживал дыхание, пока поднимался по лестнице.

Кэролин здесь тоже не понравилось. На пороге она надела галоши и сняла их только наверху. Ее гамаши были полосатыми, в цветах немодной нынче радуги. Проклятье, не могу удержаться.

– Кстати, где ты взяла эти вещи?

– М-м?

Он показал на галоши.

– Я живу с одной леди. Они лежали у нее в шкафу.

Без галош ее ноги были босыми. Парковку покрывал дробленый гравий. Кажется, Кэролин это не беспокоило.

– Вот мой фургон. – Белый рабочий фургон, возраст – два года, на двери красными буквами написано: «Ходжсон пламбинг». На ящиках с оборудованием стояли замки «Медеко». Самые лучшие. – Девчонки от таких тащатся. Постарайся вести себя прилично.

После захода похолодало. Его дыхание вырывалось наружу белыми облачками.

Кэролин наклонила голову, вопросительно глядя на него:

– Не смешно? Ладно, забудь.

Он уселся за руль. Она неловко подергала ручку двери.

– Заело?

Она криво, нервно улыбнулась и подергала сильнее. Наклонившись, он открыл дверь изнутри.

– Спасибо.

Она швырнула галоши и сумку с тремя сотнями тысяч долларов на пол, к пустым бутылкам от «Маунтин дью» и пакетикам от вяленой говядины. Свернулась на сиденье, подогнув под себя ноги, гибкая, словно восьмилетняя девчонка.

– Сзади есть запасная куртка. Возьми – на улице холодно.

Она покачала головой:

– Нет, спасибо. Все в порядке.

Стив запустил двигатель. Грузовик зарокотал. Из вентиляционных отверстий хлынул холодный воздух. Последний шанс, подумал он. Последний шанс дать задний ход. Он покосился на пол. В холодном желтом свете уличного фонаря различил очертания денег под тканью сумки. Поморщился, словно проглотил лекарство.

– У тебя есть адрес?

– Нет.

– Тогда как я…

– С парковки налево. Проедешь две мили и…

Он поднял руку.

– Подожди.

– Я думала, мы сделаем это сегодня.

– Сделаем. Но сначала нам нужно поговорить.

– А. Ладно.

– Ты когда-нибудь занималась этим раньше?

– Не совсем. Нет.